Истории замка Айюэбао - [170]
Наступила зима. Ночи в горах очень холодные, гораздо холоднее, чем зимние ночи на родине. В каменной хижине его согревала бабушка, поэтому более десяти зим он провёл не зная горя. Последовавшие за тем природные холода он пережидал, свернувшись на кане, и, дрожа всем телом, дожидался рассвета. Кан он не растапливал, потому что не было дров, да ему и не хотелось отапливать хижину, он как будто нарочно стремился себя заморозить до смерти. Но он не умер, а даже напротив, за пережитые страшные зимние ночи вырос и повзрослел. Над его верхней губой пробивался лёгкий пушок, который потом почернел, что несколько встревожило его. Он помнил, как однажды, убегая с гор всё время на юг, присел на корточки возле лужи и сразу же заметил, что участок над верхней губой поменял свой цвет. Ещё он помнил пару ввалившихся больших глаз. Он тогда понял: у всех, кто томится жаждой убийства, такой же взгляд. Он испугался этого взгляда, испугался, что через него просочится томящаяся в его душе тайна. Он попробовал зажмуриться, но как только расслаблял веки, из-под них снова светился тот же взгляд. Он редко смотрелся в зеркало — боялся, что этот взгляд ранит его. Зимними ночами в тюремной камере, пока семеро его соседей мирно храпели во сне, он один лежал, сверля глазами стену и прикрывая этот пугающий взгляд. «Я обязательно должен сбежать! Если мне суждено умереть, то только на свободе». Он повторил эту клятву и закрыл глаза. Едва он задремал, как дверь громко распахнулась, перебудив всех грохотом. Вошёл главный надзиратель, а с ним ещё двое. Видимо, решив, что в камере недостаточно светло, он включил мощный ручной фонарь и осветил по очереди все восемь нар. Разглядев лица всех заключённых, посетители удалились. После того как они ушли, кто-то на нижних нарах сказал:
— Видать, кто-то сбежал, везунчик…
Как-то раз один из заключённых во время работ в карьере сломал ногу; он громко стонал, и охранник велел погрузить его на тачку. Затем указал на Баоцэ:
— Вези!
Баоцэ был окрылён столь неожиданным поворотом событий. В сопровождении одного из охранников они вышли с карьера и направились в медпункт на территории тюрьмы. Через некоторое время тачку снова вывезли. Лежавший на ней заключённый вопил, а конвойный бранился:
— Завывает, как волк, сучьё отродье!
Когда тележка выехала за пределы тюрьмы, им велели остановиться. К ним вышел человек с пистолетом на поясе, и Баоцэ испуганно застыл: этот был тот самый Красноносый, по приказу которого его избили. Красноносый тоже его узнал:
— Работай как следует, а вздумаешь глупить — я тебя пристукну, — и он похлопал по висевшему на поясе пистолету.
Баоцэ опустил голову. Больного требовалось везти в госпиталь при руднике, расположенном в десяти ли отсюда; тамошние врачи лучше всех умели лечить переломы, к тому же их карьер был прикреплён к этому госпиталю. Узенькая дорожка извивалась между скалами, им приходилось преодолевать много подъёмов и спусков. На многие подъёмы Баоцэ просто физически не мог самостоятельно затащить тележку, и тогда двое конвойных, бранясь, пинали её, а когда наконец взбирались на склон, Баоцэ от усталости едва переводил дух. Красноносый сказал своему напарнику:
— Если вздумает лягаться, по возвращении кастрируем, — и оба усмехнулись.
Понурив голову, Баоцэ тащил за собой тележку, украдкой посматривая на обочины. С обеих сторон от дороги тянулся безжизненный пейзаж — ни травинки, ни кустика, ни тем более деревца. Если сейчас рывком вспрыгнуть на склон, то, как бы быстро он ни побежал, ему не укрыться от пуль, которые ему пустят вдогонку из двух пистолетов. Сердце бешено стучало, и его было не унять. Это был единственный шанс, посланный самим небом. Баоцэ не смел и мечтать, что этот день настанет. Много раз, когда он поднимался на холм, конвойные с бранью пинали его сзади, а тележка как будто врастала в землю. Если подкинуть ручки тележки, которая опрокинется на конвоиров, то можно одним рывком преодолеть десяток с лишним метров, а затем помчаться, как заяц. Баоцэ верил, что в горах он ничем не уступит зайцу. Однако за ним шли двое с заряженными пистолетами, а по бокам дороги не росло ни травинки. Он выжидал. Если провалить эту возможность, другой уже не будет. На спуске нужно будет хорошенько держать тележку и твёрдо стоять на земле, чтобы тележка не разгонялась, так что бросить её сейчас нельзя. В этот момент он увидел сбоку косогор, и сердце заколотилось: по этому склону можно скатиться, и так он мгновенно преодолеет шагов пятьдесят, затем можно рвануть по дну ущелья, одним махом пробежав несколько сотен метров, а потом перевалить через холм и скрыться в горах. Конвойные сначала попытаются в него стрелять и не попадут, а пока они будут стрелять, он успеет уйти так далеко, что они уже не догонят. Баоцэ изо всех сил пытался затормозить тележку, но склон был такой крутой, что он сам чуть не упал, увлекаемый ею. В мгновение ока он проделал более сотни метров, соблазнительный косогор на обочине закончился, а он, с огромным трудом удержав тележку, обернулся и бросил на склон прощальный взгляд.
