Истории замка Айюэбао - [167]

Дорогу развезло от грязи, и машину нещадно трясло. Солнце перебралось прямо на юг. Послышался гул человеческих голосов; казалось, лоб облепил целый рой гудящих пчёл. В душе у Баоцэ что-то щёлкнуло: приехали. Грубый окрик, толкотня. Арестантов подталкивали штыками, кто-то из охранников спрыгивал с кузова, увлекая за собой заключённого за узел верёвки. Слышались шлепки, хлопки, и вот уже все узники лежали на земле. Одна пожилая женщина неудачно упала, лицо у неё было всё в крови, но она не успела даже застонать, как конвойный резко потянул её. Десять с лишним человек связали между собой и повели. Люди толпами теснились в ложе широкой реки, сейчас пересохшей и источающей зловоние, вместе с которым волнами накатывали выкрикиваемые лозунги. Взвод вооружённых людей, кипя возмущением и отвращением, выставил перед собой ружья и безжалостно расталкивал толпу, а та по-прежнему продвигалась вперёд. Баоцэ понял, что любопытство у толпы вызывают они, арестанты, поэтому она упорно продолжала шагать — людям хотелось хоть одним глазком взглянуть, сохранить в памяти эти ужас и отчаяние. Если бы не вооружённые солдаты, охранявшие эту дюжину заключённых, толпа затоптала бы их в грязь. Яростно ревели репродукторы, но на самом деле это были ревущие людские потоки, надвигавшиеся набирающими силу волнами. Баоцэ поднял голову и посмотрел вперёд. Неподалёку он заметил земляной помост, окружённый камышовыми циновками, на котором в рядок сидели люди, а по обеим сторонам стояли вооружённые солдаты. Он увидел пулемёт с диском, который один из людей полулёжа прижимал к груди и направлял в толпу. Много времени спустя до Баоцэ дошло, что при малейшей опасности из этого пулемёта с диском в толпу полетели бы свирепые пули.

Началось собрание. Слов было не разобрать, потому что голоса из репродукторов смешивались с рёвом толпы. Баоцэ услышал скрип песка в речном русле, как будто что-то жарится в масле. В воздух взлетела стая птиц. Баоцэ плотно зажмурился, но всё равно видел мерцающее световое пятно, в которое превратилось сияющее солнце, неумолимо движущееся на юг. Этот далёкий круг света, расширяясь, накрыл собой весь мир, а в ушах гулко звенел допрос: «Как тебя зовут? Откуда ты? Куда направлялся?» Он чуть было не брякнул: «Меня зовут Чуньюй Баоцэ». Но в последний момент он бодро открыл глаза и громко выпалил:

— Я из Саньдаоган, меня зовут Лю Сяосян!

Ответив, он снова ощутил за спиной ту же руку: она остервенело тянула его, а затем последовал пинок. Ага, снова со всех сторон заволновалась толпа, как волнуется и колышется тростник на осеннем ветру. Баоцэ потянули за верёвку и куда-то потащили вместе с несколькими другими людьми, и так они и плелись в окружении вооружённых людей. Он снова оказался в кузове грузовика.

3

Баоцэ вновь бросили в ту же тёмную сырую камеру, и надзиратель снова прицепил его к кольцам на кровати. От звона цепей на руках и на ногах он никак не мог уснуть, и лишь когда был вконец измотан, наконец прикрыл ненадолго глаза и в забытьи, казалось, погрузился на дно водоёма. Это был не сон, а удушье. Едва наступила полночь, как в камере снова отворилась дверь, и у кровати встали двое. Один — мужчина средних лет в накинутом на плечи пальто, — нахмурившись, взял из рук своего спутника тетрадь и перелистал её, а затем тихо сказал:

— Эй, мальчишка, — он повысил голос, — вставай.

Баоцэ, одной рукой поддерживая железное кольцо, встал у кровати, весь дрожа; железные цепи вытянулись во всю длину. Человек в жёлтом пальто глубоким голосом и сильно гнусавя стал допрашивать его, задавая всё те же вопросы, которые ему задавали уже много раз. Этот человек проявлял необычайный интерес к его детству и подробно расспрашивал о том моменте, когда он был на волосок от гибели: каким образом коршун сбросил его в воздухе.

— Ого, вот это да, тебе бы служить десантником! — улыбнулся второй.

— Освободите ему ноги, достаточно кандалов на руках.

— Слушаюсь, начальник!

С того дня его больше не приковывали к кровати, за что он испытывал бесконечную благодарность к освободителю. Он буквально купался в лучах надежды, оросивших омертвевший грунт, и тот звонко втягивал в себя благодатную влагу. Баоцэ повторял про себя: я обязательно буду жить и сделаю всё, чтобы отсюда выйти, ведь я поклялся Ли Иню, что выполню его просьбу. Я проделал долгий путь и был уже на полпути к цели, но осталось ещё полпути. Я буду цепляться за жизнь, не дам ей оборваться, она будет крепка, как корни вяза. «Учитель, я вылечу из клетки! Я дикая птица, которую не заморишь голодом и не забьёшь до смерти…» Ночью он прикладывал руку к груди и ощущал пустоту: он потерял самое ценное — те вещи, которые всегда были с ним, когда он боролся за жизнь, — несколько экземпляров школьного журнала и две записные книжки. Душа его болела. Эти вещи хранили всё его прошлое, а теперь они пропали. Сжав руки в кулаки, он представлял себе, как вернётся в те опасные места, в тот переулок. В этот момент его больше всего волновало, как бы бумага не испортилась от дождей, снегов, ветра и инея. Небесный владыка, помоги мне.

Уснул он уже на рассвете. Но, едва задремав, был разбужен криком. На него смотрел в упор человек с пистолетом на поясе и резиновой дубинкой.