Истории торговца книгами - [21]

Скорее, Люси, милочка, спрячь книги. Живо, живо! Брось «Перигрина Пикля» под туалет. Швырни «Родрика Рэндома» в шкаф. «Невинный адюльтер» положи под «Нравственный долг человека»… «Лорда Эймуорта» закинь подальше под диван. «Овидия» положи под подушку… «Чувствительного человека» спрячь к себе в карман. Так… так… Теперь оставь на виду «Поучения миссис Шапон», а «Проповеди Фордайса» положи открытыми на стол…[54]

Даже женщины-писательницы предостерегали прекрасный пол от излишней смелости в вопросах чтения. В «Письме, адресованном недавно вступившей в брак юной леди» (Letter to a Newly Married Lady), которое было написано в 1777 году английской писательницей Эстер Мульсо Шапон[55], говорится, что жена должна изучить читательские предпочтения мужа, ведь «более всего остального ей следует опасаться, как бы не утомило его и не наскучило ему ее общество». На каждую Эстер Мульсо Шапон нашлась бы женщина, готовая не согласиться, вроде Джейн Кольер[56], чей замечательный «Очерк об искусстве изощренно мучить» (Essay on the Art of Ingeniously Tormenting) 1753 года содержит советы о том, как прервать читающего вслух мужа, когда жена хочет вернуться к чтению собственных книг, – советы настолько хорошие, что должен признаться, я бы не хотел, чтобы они попались на глаза моей жене. Тот факт, что многие женщины могли дать мужчинам фору, подтверждает статья, опубликованная в 1863 году в Macmillan’s Magazine, автор которой предостерегает: «Леди, склонная придерживаться иных мнений, нежели ее супруг и господин, нередко предпочитает уединиться с книгой в руках».

Елизавета, жена Александра Гамильтона, одного из отцов-основателей США, прятала «Основания критики» Генри Хоума под подушкой стула – так книга была всегда наготове, ее можно было вытащить в любой момент, застань ее кто-нибудь за любимым чтивом, из-за которого, как ее предостерегали, она могла прослыть «занудой». Или, быть может, она стала жертвой побуждений, которые чужды предписанным ей ролям? Этот вопрос поднимает Энн Бронте в романе «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла», рисуя портрет мужа, который не читает ничего, кроме газет, но при этом заставляет возлюбленную воздерживаться от чтения книг.

Проблема коренилась в том, что даже после того, как чтение перестало считаться чем-то предосудительным для женщины, все же ожидалось, что читать они будут книги назидательного характера, нередко выбранные мужем. В начале Викторианской эпохи Джон Марш, джентльмен из города Чичестер, ничуть не стыдясь, рассказывал, что «обычно на протяжении часа после чаепития леди занимаются рукоделием, слушая, как он читает им вслух». Писательница Викторианской эпохи Гарриет Мартино[57], рьяно отстаивавшая права женщин, в негодовании восклицает: женщина «должна была сидеть в гостиной с рукоделием, готовая в любой момент принять посетителей. Когда они приходили, часто сам собой завязывался разговор о только что отложенной в сторону книге – ее непременно тщательно выбирали».

Леди Лугард из семьи консервативных тори так отчаянно стремилась читать неподобающую литературу, что то и дело уединялась с книгой на яблоневом дереве. «Она забралась на яблоню, будучи тори и роялисткой, а спустилась страстной сторонницей демократии», – сокрушалась газета The Times. Жена Карлейля Джейн читала романы в доме «мудреца из Челси» и получала немалое удовольствие от этого вероломства: «Мне казалось, будто я вступила в недозволенную любовную связь». По иронии судьбы теперь ее письма пользуются бо́льшей популярностью среди читателей, чем массивные тома, написанные ее супругом.

Представительницы низших сословий в каком-то смысле избежали столь пристального надзора. Героиня одноименного романа Шарлотты Бронте Джейн Эйр хоть и была обыкновенной гувернанткой, зато могла уединиться, спрятавшись в оконной нише и задернув гардину. Ей не нужно было делать вид, будто она погружена в «Проповеди Фордайса» (Sermons to Young Women) или слушает, как ей вслух читает хозяин дома. Прислуга очень много читала тайком – гораздо больше, чем нам известно. Американская писательница Эдит Уортон описывает дом, где, несмотря на наличие огромной библиотеки, книг в руки не брал никто, кроме горничной, которая однажды нечаянно подожгла свою постель, уронив взятую без разрешения свечу.

«Час, отведенный на прическу» богатые аристократки воспринимали как пытку скукой, если только не находилось кого-нибудь, кто мог бы почитать им вслух – прислуга в этом случае всегда охотно соглашалась. В 1749 году одна горничная, услышав строки из «Клариссы», «так сильно разрыдалась, заливая слезами прическу хозяйки», что ей пришлось выйти из комнаты, чтобы взять себя в руки. За проявленное сострадание хозяйка подарила ей диадему. Один джентльмен с неодобрением в голосе рассказывал, как в 1752 году вошел в дом некоего лондонского семейства и обнаружил, что «хозяйка дома по нескольку часов просиживала в гостиной, склонясь над романом, пока ее горничные, подражая госпоже, предавались тому же занятию на кухне». В книжных кражах, что упоминаются в архивных записях Олд-Бейли[58], в основном были повинны именно служанки. В 1761 году жительница Лондона Мэри Гейвуд зашла в комнату своей горничной и обнаружила там все украденные за последние двадцать лет книги, да к тому же – что, похоже, разъярило ее сильнее всего – «пропавший сливочник». Некоторые слуги тайно присваивали книги, подвернувшиеся под руку, пока протирали пыль в библиотеке, вероятно решив, что по недосмотру никто не заметит пропажи. К середине XIX века наиболее просвещенные аристократы стали собирать отдельные библиотеки для слуг, тем самым признавая за собой долг о них заботиться – пусть это признание и омрачалось наличием стольких книг наставительного характера.