Истории торговца книгами - [20]

Покинув библиотеку Маргарет, «Книга королевы» наконец очутилась в Британском музее. В XX веке труд Кристины Пизанской не раз публиковали. Симона де Бовуар, по ее собственным словам, черпала в нем вдохновение. Посвященное Кристине общество ежегодно проводит тематические конференции. Ее имя не кануло в небытие: на прошлой неделе я купил в Ланкашире подержанное издание «Книги о граде женском» в бумажной обложке – внутри я нашел использованный кем-то в качестве закладки пакетик соли из McDonald’s. Кристина бросила вызов гендерным стереотипам, а ее яркий образ – читающая женщина в синем платье – все еще сияет сквозь арочные своды столетий.

Что же приключилось с Кристиной Пизанской в старости? Она уединилась в монастыре, где до шестидесяти с лишним лет продолжала мирно заниматься чтением. Она перестала писать, но не утратила надежды и напоследок сочинила еще одно стихотворение, получив весть о первой победе Жанны д’Арк. Предвосхитив исторические строки Филипа Ларкина[51]: «В одна тысяча девятьсот шестьдесят третьем году <…> стало известно об акте полового совокупления»[52], она воскликнула: «В одна тысяча четыреста двадцать девятом вновь засияло солнце».

Вскоре после кончины Кристины ко двору прибыла одна сильно напоминавшая ее француженка. Сестра короля Франциска Маргарита Наваррская (1492–1549), «первая современная женщина», читала много и безо всякого стеснения и даже держала целый коллектив чтецов, которые пополняли ее литературные познания, пока она занималась своим излюбленным делом – изготовлением гобеленов. Чтение принесло свои плоды – она начала писать стихи, которые, однако, были отвергнуты теологами Сорбонны: один монах требовал, чтобы ее посадили в мешок, зашили его и бросили в Сену. Более проницательные критики открыто выражали свое восхищение: Елизавета I еще в детстве переводила ее стихи, Эразм Роттердамский называл ее великим философом, а Леонардо да Винчи приезжал к ней погостить. Дважды благоволение фортуны сохраняло ей жизнь: ее хотели выдать замуж за Генриха VIII прямо накануне его коронации – тот отказался, а написанный ею «Гептамерон» – собрание рассказов о любовных похождениях и адюльтере, за которое она запросто могла попасть за решетку, – стало достоянием общественности лишь после ее смерти.

В Англии эпохи Ренессанса роль, аналогичная той, что сыграла Маргарита, принадлежала леди Энн Клиффорд (1590–1676) – женщине ростом чуть более полутора метров с каштановыми волосами до талии. Она собрала огромную библиотеку и, в отличие от многих из нас, помнила, какие книги прочла. Джон Донн обожал беседовать с ней, ведь она могла прочесть целую лекцию на любую тему «от человеческого предназначения до изготовления шелка».

Есть свидетельства и о многих других обладательницах богатых частных библиотек среди аристократок раннего Нового времени. В 1580 году у герцогини Саффолк имелся «целый короб книг». Леди Энн Саутуэлл в 1631 году переехала в новый дом, привезя с собой «три сундука книг». Ей было совершенно чуждо представление о том, что женщине следует быть на вторых ролях: с ней с удовольствием вели переписку короли Богемии и Швеции, а также политики и поэты из числа соотечественников. Будучи любительницей подискутировать на религиозные темы, она считала величайшей ересью убеждение, будто «от женщины того лишь стоит ждать, что мужу она будет угождать». О ее жизни следовало бы снять фильм, а пока мемориалом ей служит ее поэзия и скромная табличка на надгробной плите в ничем не примечательном лондонском районе Актон, на пути из центра города в аэропорт Хитроу.

Мужчин довольно быстро начал беспокоить живой интерес, который женщины проявляли к печатным книгам. «Королеву фей» (1590) Эдмунда Спенсера теперь, как правило, читают лишь в качестве обязательного пункта учебной программы, однако в елизаветинской Англии поэма считалась самым влиятельным стихотворным произведением после «Венеры и Адониса» Шекспира. Спенсер был типичным представителем правящей элиты, которого и по сей день ненавидят в Ирландии за высказывания в поддержку политики выжженной земли, проводившейся в этой «гиблой части государства». Его ужасало влияние свободного книгопечатания на женский пол. Женщина-чудовище, изображенная им в «Королеве фей», – это «гад, отвратный, мерзостный, чье существо – разврат»[53]. Она наполовину змея, что, бесспорно, символизирует ее власть над мужчинами. Когда рыцарь сражается с ней, она извергает из себя книги, указывая на опасность, которую таит в себе ненасытное чтение, во время которого смысл прочитанного должным образом не усваивается.

В следующем веке цензура ослабла, а число книжных магазинов и библиотек преумножилось, но теперь главный враг читающих женщин притаился ближе к дому – это были их собственные мужья. Хотя женщины одним махом проглатывали такие потрясающие, а ныне забытые эпосы, как шестидесятитомный роман «Астрея» (1627), и хотя Сэмюэл Пипс не чувствовал никакого соперничества со стороны жены, которая ложилась спать позже его, дочитывая такие романы, как десятитомная «Кассандра» и пятитомный «Полександр», многим женам приходилось напускать на себя подобающую женщине ограниченность. В пьесе Ричарда Бринсли Шеридана «Соперники» есть занимательный эпизод, в котором Лидию и ее служанку уличают в чрезмерной начитанности: