Истории и теории одного Пигмалиона - [31]

— Жаль, что ты, вероятно, не сможешь съездить на север, в горы Акамас. Там еще можно найти места, куда никогда не заглядывает солнце. Некоторые считают, что именно там находятся источники и купель Афродиты, а не видят того, что ее дворец — вся суша, а купель — море. Там ты увидел бы, как со скал срываются в полет ее священные птицы — голуби. Одно из не очень древних по моим археологическим меркам предание рассказывает, что в этих источниках Эрос погружал в сладкий яд любви свои стрелы. Туда не пускают птиц, которые не умеют или не могут спеть сладкую песнь любви. И сколь ни печально, я скажу тебе, что прежде всех источники Афродиты недоступны для птицы старость.

В приятной беседе, с хорошим вином под вкусную закуску подошла полночь. Мой друг посмотрел на часы и хлопнул себя по лбу: «Программа еще далеко не кончилась, время идет, давай, выпьем кофе с коньяком — и на свое место!». Спустя некоторое время мы прихлебывали ароматный коньяк с густым кофе, к которым нам подали сладкий изюм. В добром расположении духа и добром подпитии мы пошли на нашу скалу. Профессор предусмотрительно наполнил знакомый мне термос не обычным напитком, а виски. Я не ждал особого приглашения.

— Ты ждешь, а самое главное, я хочу рассказать тебе продолжение истории, ее конец. Как ты помнишь, она обещала подумать, а ты знаешь, что думает тот, кто может и сколько может. Невозможно догадаться, мой мальчик, что она придумала и соответствующим тоном преподнесла мне в ближайшие дни. Мне была великодушно предложена вечная дружба, как будто дружба требует меньше любви, преданности, служения, верности, сострадания и участия. Намеки подобного рода мне делались и раньше, но я не придавал им значения. Наверное, я начал понемногу прозревать, потому что заметил какую-то связь во времени, когда они возобновлялись. Обычно это бывало после моих более или менее продолжительных командировок за границу или на периферию или же после ее отсутствия по какой-либо причине в Софии. Я начал понимать, что игра ведется не только между нами двоими, но и при активном участии кого-то третьего.

Конечно, я понятия не имел, что происходит там, на другом фронте. Она ничем не выдавала, что та или иная сторона печется на том же огне, что и я. Однако мне стало ясно, что ее возвращение ко мне ранней осенью этого года было хорошо рассчитанным ходом. Возможно, нужно было как-то повлиять на того, другого, так же как я в свое время был здорово зажат в угол тем другим. Иначе говоря, скрепя сердце я мало-помалу, краешком глаза начал наблюдать за происходящим, что само по себе, как сейчас понимаю, было революционным скачком в эволюции наших отношений. Капля по капле из этой маленькой щелочки начала вытекать магма, скопившаяся в душе, и медленно, но неотвратимо стала испаряться моя большая любовь, которой, казалось, не будет конца и края. Мне было горько, когда я размышлял об этом несчастном создании, играющем вещами большими, чем оно способно уразуметь, неподвластными ему. Я был уверен, что в конце концов все обратится против нее, причем тогда, когда она меньше всего того ожидает. У меня было неодолимое желание помочь ей, но я знал, что все бесполезно и я только еще больше все запутаю, самые лучшие мои побуждения будут истолкованы превратно и так далее. Именно тогда я начал представлять ее себе в обществе другого человека, в чужих объятиях, в чужой постели. Кошмары сводили меня с ума, и все-таки я, наверное, излечивался от болезни.

Мы продолжали встречаться, беседовать, заниматься любовью, как сейчас называют то, что не имеет никакой цены без любви. Само слово показывает, что таким образом оно лишается содержания. Сколько это продолжалось, не могу точно сказать — дни блаженства текут вне времени, время останавливается. Кошмары тянутся бесконечно долго. Но ничто человеческое не начинается с таких грандиозных ожиданий, не проходит через такие муки и не кончается такой полной катастрофой, как любовь. Внутренне я уже дал от себя все, что мог — хорошее или плохое — я отдал самого себя, от меня уже нечего было взять. Я предал близких моему сердцу людей, но я верил, что в конце концов они поймут меня и простят. И в этом я не обманулся. Но я видел, что самое многое, на что была способна она, это позволить любить себя. И это она считала вершиной любви.

Однажды под каким-то предлогом она уехала — по ее словам в родной город, где у нее еще были родственники. В это время я работал много, до одержимости. В таких случаях результат не всегда высокого качества. Как обычно, я ждал ее с нетерпением, но она медлила, задерживалась больше, чем обещала. Наконец она вернулась и дала о себе знать. Помимо всего прочего, я жаждал прочесть ей только что законченный отрывок одного исследования, которое ее живо интересовало. Мне казалось, что я достиг чего-то исключительного. Послушай меня, мой мальчик, не води любимых женщин на фильмы, которые делаешь. Они могут нанести тебе жестокую рану и даже не из дурных побуждений, а нехотя, невольно. У меня же была идиотская привычка, работая, представлять себе восторженный взгляд любимой. При этом она, возможно, была права — работа была еще совсем сырая. Но мы хотим видеть в любимых не критиков, а восторженных поклонников. Нелогично, глупо, но так. «Тайна сия великая есть!». Ну да ладно.