Истории без любви - [13]

...Расхлябанный поезд ушел и словно увез все, чем жил Сахарнов. И довоенные годы: ФЗУ, стройки первых пятилеток на Урале, рабфак, институт, завод, шумные комсомольские субботники, строгие юнгштурмовки, первую зарплату и первый бостоновый костюм, веселые вечеринки молодых инженеров... И названия городов Испании — Мадрид, Валенсия, Барселона, отдававшиеся в сердце гневом и болью... Жестокие сводки Совинформбюро: «Наши войска оставили...», и удивленно жалостливые глаза девушки в собесе, оформлявшей ему, Сахарнову В. А., 1914 года рождения, документ, в котором значилось безжалостное слово «инвалид»... Поезд ушел, а он остался на небольшом разъезде. И путь ему предстоял на унылой подводе в неведомый колхоз, где по непроверенным сведениям зачем-то был нужен инженер.

Деревенская зима сорок первого года... Мучительное ожидание замусоленных треугольников солдатских писем или тощих, бьющих наповал конвертов с зелеными лоскутками похоронок. Скорбные глаза молодых женщин в черных вдовьих платках. Нужда, вползающая в избы... В другое время Сахарнов долго и тяжело переживал бы все, что с ним так неожиданно случилось. Но в этом море повседневной смерти, сиротства, слез и горестей его личная беда как-то потерялась, потускнела, утратив первоначальную остроту и безысходность. Тем более что здесь, в одном из дальних колхозов Горьковской области, жизнь требовала от него действий.

В ту пору в деревнях уже почти не оставалось лошадей, все были мобилизованы. Тракторов в МТС тоже не хватало. А надвигалась весна. Но никто не знал, чем будут колхозники пахать. И старики-плотники уже ладили деревянные ярма, чтобы запрячь в плуги буренок. Тут-то в один из вечеров, когда они с председателем ломали голову, как быть с севом, Сахарнов и вспомнил о городе, о заводской свалке — кладбище разбитых, отслуживших свой век машин, откуда им был один путь — на переплавку. Всякий раз, проходя мимо, Василий Алексеевич думал, что вот этот трактор, некогда произведение передовой конструкторской и инженерной мысли, уже не нужен людям и безжалостно отвергнут ими, потому что устарел, утратил свою работоспособность. И сколько было на этой свалке отслуживших свой век нескладных машин первых отечественных тракторных заводов! Малосильные, неманевренные, они уже не годились для обширных колхозных нив предвоенной поры. Но сейчас...

...Это был роскошный мандат, который начинался официальными словами: «Районный комитет ВКП(б) предписывает...»

 С этой бумагой Василий Алексеевич и начал свой путь по кабинетам заводского начальства и свалкам металлолома. В успех затеи верил один лишь председатель колхоза да еще, пожалуй, старый деревенский кузнец, который вместе с инженером возился с отжившим утилем, доводя его «до ума». Но к весне первая машина оказалась готовой. Удивительный получился аппарат! Рама и колеса от «фордзона-путиловца», передняя ось с колесами от СТЗ первого выпуска, а движок от одного из первых ХТЗ.

Сколько их было потом, машин, родившихся заново благодаря усилиям, смекалке, творческому поиску инженера Сахарнова! Сколько было колхозов, по которым Василий Алексеевич кочевал, чтобы помочь хлеборобам! Стерлись в памяти и названия многих деревень, в которых всякий раз устраивалась, обживалась заново его семья. Но остался в мельчайших подробностях тот апрельский день сорок второго года, когда Василий Алексеевич проложил на своей первой машине военного времени начальную борозду. Запомнилось все, что испытал он тогда, глядя на это несуразное создание, не веря еще полностью сам, что трактор есть, что он живет, работает, служит людям.

И теперь, проходя по заводскому коридору на испытательную площадку, где ждала его новая, небывалая в истории техники машина, главный конструктор вспоминал иногда тот трактор военной поры, с которого начался он, конструктор Сахарнов.

Сегодня было не до воспоминаний. Сахарнов не шел, а почти бежал по длинному коридору. Главный инженер завода, которого он встретил в проходной, сказал, что на К-700 авария...

Сергей Иванович Кучук-Яценко, «главный идеолог» машины, был уже на площадке. Весть об аварии застала его в лаборатории. И он сразу же поехал на опытный завод. По графику К-700 еще вчера должна была уйти на полигон. Сейчас он думал: хорошо еще, что срыв произошел здесь, на заводе, где все под рукой. Молча стоял в стороне и смотрел, как Василий Загадарчук, старший инженер его лаборатории, отдает команды сборщикам и крановщице, поднимающим К-700 на опоры.

Этот рослый, еще по-юношески угловатый парень, с белесым пушком на румяных, третий день небритых щеках, безусловно импонировал ему своей мгновенной реакцией, напористостью, деловитостью. Он очень быстро, буквально со студенческой скамьи, включился в работу над К-700 и нашел единственно верный тон не только с начальством, но и со сборщиками. Возможно, Загадарчук привлекал Кучука-Яценко потому, что чем-то неуловимо походил на него — не на сегодняшнего доктора наук, руководителя лаборатории, лауреата Ленинской премии, а на того молодого инженера, который двадцать два года назад со свеженьким дипломом об окончании факультета сварки Киевского политехнического института пришел в институт к Владимиру Константиновичу Лебедеву. Он тогда тоже с ходу попал в самую «мясорубку» доводки, испытаний новой машины.