Когда мы подлетали к городу, стюардесса громко и торжественно объявила:
— Граждане пассажиры! Наш самолет приземлится на аэродроме Челябинска. В годы Великой Отечественной войны здесь был мощный арсенал обороны. Сейчас продукция челябинских заводов широко славится. В городе шесть институтов, здесь живет двадцать семь тысяч студентов, из них восемнадцать тысяч обучаются в технических вузах. В Челябинске есть оперный театр на пятьсот мест, драматический…
А наш самолет уже ложился на правое крыло, заходя на посадку. Вот, наконец, его колеса первым неуверенным толчком коснулись бетонной дорожки, нас немного подбросило, затем колеса решительно ударили о бетон второй раз, третий… Пассажиры уже невнимательно слушали стюардессу.
Потом — длинная дорога с аэродрома. Автобус бежал мимо поля, голубым глазом промелькнуло озеро, лесок, и только через полчаса начал выпячиваться, громоздиться в небо железобетонный, обволакиваемый по окраинам клубами заводских дымов, благоустроенный большой город.
От площади Ленина, куда приходит автобус с аэродрома, можно проехать к трубопрокатному заводу. В 1956 году, когда я впервые попал в Челябинск, ехать надо было долго. На двух трамваях. На одном — до конечной станции, потом на другом. Красный вагон, как челнок, сновал туда и обратно по нитке узкоколейного пути, разделенного узелками остановок.
Вот, наконец, сам заводской поселок, раскинувшийся на берегу озера Смолино. Место тут относительно ровное. С одной стороны тянулись незастроенные еще пустыри, с другой — виднелись трубы заводов, и только за озером, вдали, словно прочерченные тонким пером на голубой полосе горизонта, вставали бледные зубцы гор.
Завод мне понравился сразу. Даже и тогда было в его облике нечто такое, что соответствует понятию — современный. Автоматика и удивительная малолюдность в цехах, красиво распланированная территория, где много деревьев и всюду асфальтированные дорожки.
Правда, были сразу заметны и шумные, грязноватые уголки около старого мартеновского цеха, вокруг копрового двора, где дробит металл большой стальной шар, падая с высоты. Но это лишь отдельные уголки.
Я жил тогда, в 1956 году, в городе, в гостинице «Южный Урал», и каждый день рано утром, как на работу, ездил на завод. Если хочешь почувствовать ритм жизни людей, работающих здесь, надо и самому включиться в него — рано вставать, появляться на заводе к восьми, когда звенит первый звонок в заводоуправлении, или еще раньше, к семи, когда закапчивается ночная и начинается утренняя смена в цехах. Тогда застанешь и пересменку, и коротенькое оперативное совещание у директора, где обсуждаются итоги работы за сутки, а по понедельникам к девяти попадешь на общезаводскую оперативку, которую по итогам всей недели проводит директор или главный инженер в присутствии всего командного состава завода.
Перед началом оперативки интересно было зайти минут на десять в диспетчерскую заводоуправления, дверь которой, обитая войлоком и черным дерматином, заметно выделялась в коридоре, ведущем к конференц-залу.
В диспетчерской — световые табло на стенах: каждому цеху свое табло, на нем — световые точки, которые означают агрегаты: работающие — зеленые точки, простаивающие — красные, это сигнал тревоги.
Ближе к окну, на середине комнаты, большой селектор, экран телевизора, кодирующая цифры счетно-решающая машина, телетайп, связанный с главной диспетчерской министерства. А на командных креслах — главный диспетчер, сменные, старшие…
Диспетчерская — это, пожалуй, то самое место, где острее всего чувствуется пульс завода, его дыхание. Разговоры по селектору в этой комнате, цифры, тонны, названные в рапортах, дают наиболее отчетливое представление о том, что такое этот завод, сколь весом здесь каждый рабочий час.
Уже в пятьдесят шестом Челябинский трубопрокатный прочно встал в ряд правофланговых всей армады прокатных заводов страны. Год от года челябинцы наращивали мощности своих станов. Были модернизированы сначала те цехи, которые в годы войны перебазировались с юга Украины на Южный Урал, — мартеновский, цех пильгер-стана. Затем построены новые цехи. Челябинский трубный сегодня один из крупнейших трубопрокатных заводов страны.
Конечно, в пятьдесят шестом завод был меньше теперешнего, но и тогда, остановись его цехи на двое-трое суток, это сразу бы остро почувствовалось на стройках, на многих предприятиях, на дальних трассах трубопроводов. Ежедневно десятки эшелонов уходили от станции погрузки, а если случалась заминка с транспортом — на заводских складах катастрофически вырастали штабеля готовых труб.
Летом по утрам в диспетчерской открыты окна, и, взбадривая дежурных, тянется в комнату от озера и дальних гор свежий, прохладный воздух.
Диспетчер всегда в гуще событий. Сидя, переключает кнопки селектора, снимает трубки. Страж выполнения производственных графиков, он связывает, мирит, успокаивает людей…
Старшего диспетчера звали Александр Каганов. Я был приятно удивлен, узнав, что он готовит интересную диссертацию. Бывает так: человек учился сначала в гуманитарном вузе, хотел стать педагогом, но война распорядилась по-своему. Зимой сорок второго он попал на Урал, на завод, овладел специальностью диспетчера, полюбил ее и, стремясь получить для работы как можно больше знаний, решил заняться… исследованиями в области психологии.