Тонкий профиль - [2]

Вскоре я познакомился с этим невысоким, широкоплечим человеком. Серые глаза его глядели спокойно и строго.

Мы разговорились. Каганов сказал мне, что психологией инженерного творчества занимается не первый год.

— Меня интересуют даже такие мелочи, — заметил он, — как степень уважения к собеседнику, отношение к своим обещаниям, признательность за оказываемую помощь. Все это важно в коллективе, которому свойственны общие побуждения, потребности, радости.

Из диспетчерской я проходил прямо на планерку. Пример Каганова воодушевлял и меня. Наблюдая за присутствующими на планерке, я записывал их фразы, реплики, иногда к ним — комментарий моего друга Виктора Терехова.

Виктор, заместитель начальника производственного отдела, был одним из моих первых знакомых на заводе, человек волевой, упорный, целеустремленный. Правда, друзья Виктора склонны были жаловаться на его тяжеловатый характер. Но ведь не зря говорят, хотя и в шутку, что если есть у мужчины характер, то он всегда тяжелый.

У Виктора — мягкая, мечтательная улыбка. Особенная, примечательная. Пока не привыкнешь к ней, все кажется она немного чужеродной на лице, увы, уже лысоватого тридцатилетнего мужчины в очках.

Совещания, которые проводил директор завода Яков Павлович Осадчий, обычно проходили так. Вначале — постановка проблем, ознакомление с новыми техническими идеями, потом — короткая по времени, деловая, оперативная часть: итоги выполнения плана, претензии цехов.

Директор Челябинской «Трубной Магнитки» давно уже привлекает внимание журналистов. Об Осадчем пишут и, должно быть, будут еще писать. Основные вехи его биографии известны. Родился на Украине, в Херсонской губернии. Отец его работал грузчиком на известковых печах. В Донбассе начал свою рабочую жизнь и четырнадцатилетний Яша — работал коногоном на известковых карьерах, потом перешел на угольную шахту, был откатчиком, грузчиком, забойщиком.

Энергичного, смышленого парня заметили, выдвинули на профсоюзную работу. Сначала председателем рудничного комитета, потом пригласили в областной центр — в комитет профсоюза строителей угольных шахт. Оттуда Осадчий уехал на строительство Днепрогэса.

И снова он в постройкоме, потом начальник отдела найма и увольнения. Совсем молодой еще парень, а успел показать организаторскую жилку. Умел заглянуть в душу человека, оценить не по анкете — по рабочей хватке.

На Днепрогэсе Осадчий увидел, что такое большая стройка, почувствовал ее размах, силу. Здесь он познакомился с выдающимися деятелями энергетики того времени — Винтером, Веденеевым.

Со знаменитой стройки Осадчий уехал учиться в Промышленную академию на подготовительный факультет. До этого он учился мало. «Грамоты у меня всего две зимы церковно-приходской школы, товарищ нарком», — так сам он определил свой образовательный ценз, когда на строительной площадке встретился с Серго Орджоникидзе. «Немного», — сказал Серго. «Я уже начальник, — посетовал Осадчий, — а начну бумагу составлять — мучение: слова вразброд и мысль никак не поймаешь. Подучиться мне необходимо. Очень хочу!» — «Будешь, раз хочешь, — сказал нарком. — Мы такие желания уважаем».

Осадчий учился в академии истово, как люди, которые поздно садятся за студенческую парту. К диплому инженера пробивался упорно, как, бывало, забойщиком в шахте через угольный пласт.

После академии — Первоуральск и должность заместителя директора трубопрокатного завода.

Была потом в жизни Осадчего одна, и хорошо, что только одна, «временная должность». После Первоуральска два года он проработал на высоком посту заместителя министра черной металлургии Украины. Но через два года попросился снова на завод.

Ныне откровенно рассказывает об этом, чистосердечно признается, что не потянул, не справился, заскучал, почувствовал себя не на месте. Наверное, у каждого человека случаются в жизни должности временные, а есть и прочные, постоянные, отвечающие характеру. Осадчий — директор постоянный, по призванию и по любви, и он доказал это тридцатипятилетним стажем.

Мы встречались не раз, хотя не так уж и часто, зато в разные годы, и само время корректировало мои впечатления: к тому же об Якове Павловиче я слышал на заводе много и едва ли не каждый день от самых разных людей. Нравственный портрет… Не лепится ли он всякий раз именно из этой пестрой мозаики суждений и оценок всех тех, кто близко знает человека?

Как-то один из инженеров показал Осадчему памятку — плод некоторых примечательных размышлений о деловых качествах директора.

Отдельные мысли запомнились Осадчему, потому что показались правильными. Вот такие, например:

«Не делай того, что могут выполнить подчиненные, умелые и компетентные, тогда не потонешь в море мелочей, а будешь видеть перед собой общее, существенное.

Знай меру иронии, когда она бьет твоего подчиненного, ведь он-то в большинстве случаев не может или не посмеет тебе ответить тем же.

Неблагодарность — большое зло. Если даже хороший работник уже отмечен в официальном порядке, всегда полезно лично поблагодарить его.

Еще Толстой говорил, что мы любим тех, кому делаем добро. Но, упаси боже, впадать и в инерцию делания зла. Тогда ожесточение против человека легко может перейти границы объективного и трезвого суждения о его поступках.