Исторический роман - [27]

Ему нужно было найти такую тему, которая помогла бы преодолеть неблагоприятность итальянской истерии для создания исторического романа, способного волновать современников и заставить их переживать историческое прошлое страны, как их собственное прошлое. Манцони нашел такую тему.

Отодвигая на задний план экстенсивные большие исторические события, Манцони еще решительней, чем Вальтер Скотт, обрисовывал их, однако, с воспринятой у Скотта определенностью исторической атмосферы. Основную тему его романа еще в меньшей мере, чем у Скотта, можно определить как изображение конкретного переворота в истории нации; скорее этой темой является кризисный характер всей жизни крестьянского народа, вследствие раздробленности Италии, вследствие реакционно-феодального духа тех мелких, но непрерывных стычек и войн, которые вели разъединенные части страны друг против друга, но также и защищая свою независимость от интервенции больших держав. Непосредственно в "Обрученных" рассказан эпизод из жизни итальянского простонародья — любовь, разлука и соединение молодой крестьянской пары. Но эта история вырастает в общую трагедию итальянского народа, разорванного на части и униженного. Повествование нигде не выходит из рамок конкретного места и времени, нигде не нарушает психологической цельности, обусловленной и классовой принадлежностью персонажей, и общим характером эпохи; и эта правдиво рассказанная судьба двух любящих крестьян становится у Манцони выражением трагедии всего народа.

С исторической точки зрения роман Манцони великолепен и его человечески-моральное содержание еще значительней, чем в романах Скотта. Но внутренний характер его сюжета показывает, что этот роман должен был остаться единственным и его повторение было бы повторением в точном, т. е. дурном смысле слова. Вальтер Скотт в свой удачных романах не повторяется никогда, потому что сама история Англии (т. е ее различные переходные моменты) всегда дает ему нечто новое. Итальянская история не предоставила гению Манцони такого неисчерпаемого разнообразия. Художественный ум великого итальянца сказался в том, что он нашел единственную возможность создать большую картину итальянской истории и понял сам, что здесь может быть только одно законченное произведение.

Совсем иные возможности были открыты для исторического романа в России. Царский абсолютизм, препятствовавший экономическому, политическому и культурному развитию в XIX веке, имел, однако, определенные заслуги перед; страной, способствовал ее национальному объединению и защите от зарубежных врагов. Поэтому и личность выдающихся представителей династии (в особенности тех, которые были проводниками западной культуры) могла послужить для исторического романа реальной моделью, моделью для образа, в котором передовые люди XIX века, ставящие себе совершенно другие социальные, политические и культурные цели, узнавали действительное прошлое своей родины, видя в нем ту необходимую основу, которая и сделала возможным современное состояние и дальнейшее развитие страны. Общий характер русской истории, с национальной точки зрения, был свободен от немецкой или итальянской провинциальности. Широта, величие национальной жизни создают базу для больших классовых боев, дают классовой борьбе внутри страны большое всемирно-историческое значение. Крестьянские восстания, руководимые Степаном Разиным и Пугачевым, имеют такое историко-трагическое значение, как очень немногие из крестьянских движений на Западе. Пожалуй, только крестьянская война в Германии представляет собой еще более величественный и роковой момент в истории народа, когда избавление от национального унижения и достижение национального единства появились как реальная надежда с тем, чтобы трагически рухнуть вместе с задушенным восстанием крестьян.

Не случайно поэтому, что тот литературно-исторический переворот, который произвели романы Вальтер Скотта, в России был понят раньше и глубже, чем в других странах. Пушкин и позднее Белинский, наряду с Бальзаком, дают наиболее (Проницательный анализ новых поэтических принципов Скотта.

Пушкин сразу же понял диаметральную противоположность Скотта псевдоисторизму французских романтиков. Он и сам протестует против любых форм модернизации в исторических сочинениях, против такого способа приближения прошлого к современности, когда намеки на отдельные события наших дней переряживаются в исторический костюм, и персонажи, облаченные в старинные одежды, мыслят и чувствуют, как современники писателя. "Готические героини воспитаны у Madame Сатрап, а государственные люди XVI столетия читают "Times" и "Journal des debars"[22]. Пушкин осуждает также романтическую манеру Виньи и Гюго, которые ставят в центр исторических произведений "великих мужей" и характеризуют их посредством исторически вероятных или начисто выдуманных анекдотов. Так, например, Пушкин чрезвычайно иронически отзывается об образе Мильтона в "Кромвелг" Гюго и "Сен Марса" Виньи. Он резко противопоставляет, пустому эффектничанью романтиков глубокую и, подлинно-историческую простоту Вальтер Скотта.