Исторический роман - [26]

"Это верно, что мы, немцы, никак не связаны с историей нашего народа… Но что этому причиной? — То, что история эта была безрезультатна, что мы не можем относиться к себе, как к продукту ее органического течения, по примеру англичан и французов; напротив, то, что мы вынуждены называть своей историей, это не история нашей жизни, а история болезни, до сих пор еще не дошедшей до кризиса". И говоря о неизбежности провала немецких поэтов, пишущих на тему о Гогенштауфенах, Геббель с грубой откровенностью заявляет, что короли этой династии имели к Германии "только такое отношение, как глиста к желудку"[21]. Если немецкий художник не в состоянии сделать предметом изображения именно эту кризисность, разорванность, трагичность истории своей страны, он будет выдвигать только случайные или же совершенно фальшивые темы.

Но в Германии не было необходимых идеологических условий для глубокого и мужественного отражения немецкой истории. Единственная попытка создать историческое повествование большого стиля — "Михаэль Кольхаас" Клейста, в котором автор изображает реформацию как эпоху, великого национального кризиса; это произведение, заключающее в себе непреднамеренные, инстинктивные элементы представления об историческом трагизме, осталось только эпизодом не только для всей немецкой литературы, но даже в творчестве самого Клейста. Господствующим же направлением в исторической художественной литературе Германии была романтическая реакция, романтическое приукрашение и воспевание средневековья. Вся эта литература — даже Новалис, Ваккенродер и Тик_- много ниже Вальтер Скотта. Самое большее, в чем можно усмотреть некоторое влияние Вальтер Скотта, это тенденция к реалистическому изображению деталей у Арнима и Тика (последнего периода). Но действительного поворота Скотт здесь не вызвал, да и не мог вызвать, прежде всего, в силу политических и мировоззренческих причин. Из всего, что нами уже сказано, следует, конечно, что важнейшие средства художественной композиции и характеристики Скотта не могли быть ни применены, ни даже поняты романтиками. Романтические реакционеры не могли взять у Скотта ничего, кроме некоторых внешних форм.

Не "многим лучше обстоит дело у позднейших либеральных или либеральствующих романтиков. В своем последнем творческом периоде Тик освободился от многих субъективистских и реакционных причуд молодости. Его поздние исторические рассказы стоят (по крайней мере, по тенденции) много выше ранних; это особенно относится к большому фрагменту "Восстание в Севеннах". Но и здесь видно, что Тик не мог усвоить из Вальтер Скотта ничего существенного. Вся композиция "Восстания в Севеннах" исходит из религиозных представлений последнего восстания гугенотов во Франции. Сущность фабулы составляет религиозные споры, странные формы мистических верований, чисто-моральные дилеммы (жестокость или мягкосердечие), религиозное новообращение и т. п. О жизненной основе восстания, о жизненно-важных вопросах народного быта; здесь 'и речи нет. Народный быт служит только более или менее отвлеченным иллюстративным материалом к умственным и нравственным конфликтам, происходящим в "высшем", изолированном от жизни мире.

Единственный немецкий писатель, о котором можно с некоторым правом сказать, что он последовал традициям Скотта, — это Виллибальд Алексис. У него есть настоящий дар повествования, способность передавать подлинные нравы, обычаи и чувства людей. Поэтому картины средневековья, созданные Виллибальдом Алексисом, далеки от реакционно-романтической идиллии. Но как раз у этого талантливого и ясно понимающего свою задачу писателя-реалиста немецкая тематическая узость сказывается сильнее всего. Его романы страдают от убожества прусской государственной истории, от объективно-исторической мелочности боев между прусским дворянством, прусской короной и буржуазией. Именно благодаря тому, что Алексис настоящий исторический реалист, эти мелочные черты выступают у него и в фабуле, и в характерах, и они препятствуют тому, чтобы его умные и хорошо написанные произведения приобрели такую всеобщность и силу, как произведения Вальтер Скотта. При всей своей одаренности Виллибальд Алексис застревает в частностях, имеющих местное, значение.

Историческая тематика Италии также неблагоприятна для литературы. Однако, в Италии Скотт нашел последователя, который, правда, только в одном единственном произведении, оригинально и великолепно развил его тенденции, а в некоторых отношениях превзошел самого Скотта. Мы говорим, конечно, о Манцони и, конечно, имеем в виду его "Обрученных". Вальтер Скотт сам признавал превосходство Манцони. Манцони сказал ему в Милане, что считает себя его учеником; Скотт отвечал, что если так, то лучшее из произведений Скотта — это произведение Манцони. Но характерно все-таки, что Манцони ограничился одним шедевром, в то время как Вальтер Скотт смог написать целый ряд прекрасных романов из английской и шотландской истории. Дело здесь, конечно, не в недостатке дарования. Сюжетная изобретательность Манцони, его фантазия при характеристике людей из различных общественных классов, его чутье к исторической правдивости внешней и внутренней жизни, по меньшей мере, равны способностям Вальтер Скотта. В разносторонности и глубине характеристики, в извлечении всех возможностей из трагических коллизий Манцони даже превосходит его/ Можно с уверенностью сказать, что как художественная индивидуальность Манцони больше Скотта.