Исторический очерк: Никита Хрущев, Доклад на закрытом заседании XX Съезда КПСС - [9]
Из всех западноевропейских компартий лишь французская компартия изобрела следующую формулировку: «Доклад, приписываемый товарищу Хрущеву»; это не означало, что доклад рассматривается как фальшивка, но эта мутная формулировка привела к тому, что было невозможно публично и официально вести партийные дебаты о нем до тех пор, пока подлинность его не будет установлена. Короче говоря, Торез, который отлично знал о подлинности доклада на закрытом заседании, прибегнул к отвлекающему маневру с тем, чтобы выиграть время. Политбюро французской компартии опубликовало коммюнике, в котором говорилось, что оно «обратилось к центральному комитету компартии СССР с просьбой предоставить текст этого доклада…»>{28}. Действительно, 26 июня делегация, включавшая трех руководителей французской компартии, отправилась в Москву; участники делегации имели продолжительную беседу с Хрущевым и его коллегами. По возвращении представитель делегации представил отчет центральному комитету, который единогласно принял резолюцию, напечатанную на следующий день в «Правде» (от 8 июля; совершенно очевидно, что она была одобрена советским руководством). Эта резолюция способна привести в изумление — цель поездки делегации в Москву была окутана молчанием и о докладе Хрущева в ней не упоминалось!
Но зато всем членам французской компартии предлагалось заняться изучением резолюции центрального комитета компартии СССР (напечатанной 2 июля), в которой вся суть доклада на закрытом заседании была обескровлена>{29}.
Отношение китайской компартии к докладу на закрытом заседании до начала советско-китайских конфликтов было положительным и определенным; затем положение осложнилось.
Когда советское руководство решило предоставить компартиям, находящимся у власти, экземпляр доклада Хрущева на закрытом заседании, а также продемонстрировать «солидарность братских коммунистических партий» в борьбе с «культом личности», китайская компартия была первой, на которую ссылалась советская печать. Так, 7 апреля «Правда» полностью перепечатала текст, появившийся два дня назад в китайской газете «Народный ежедневник» («Женьминь Жибао»), который, как сообщалось в газете, «был составлен после дискуссии на заседании центрального бюро». Этот текст был напечатан под заголовком «Об историческом опыте диктатуры пролетариата». Кремлевские вожди прибегли к этой уловке с тем, чтобы нанести еще один удар по Сталину, воспользовавшись для этого документом «братской партии», наиболее престижной компартии в мире, после советской, перепечатывая китайские инвективы против «культа личности».
Эта статья, «Об историческом опыте диктатуры пролетариата», всецело удовлетворила советское руководство (и в первую очередь Хрущева): «Двадцатый съезд коммунистической партии Советского Союза с предельной остротой разоблачил „культ личности“, — говорилось в этой статье, — который распространялся в советской жизни в течение долгого периода, привел к многочисленным ошибкам в хозяйстве, повлек за собой печальные последствия. Мужественная самокритика прошлых заблуждений свидетельствует о принципиальном духе внутри коммунистической партии СССР и о непобедимой жизненной силе марксизма-ленинизма…»>{30}
Опубликование доклада на закрытом заседании в июне вызвало глубокое волнение среди коммунистических западных партий и травмировало многих членов партии. Но оно, как кажется, совершенно не взволновало китайскую компартию, которая продолжала воздавать бесчисленные хвалы двадцатому съезду компартии Советского Союза. На восьмом съезде китайской компартии, собравшемся в сентябре, основной докладчик Лю Шаоцы не скупился на похвалы по адресу двадцатого съезда, и сам Мао Цзедун в своей краткой вступительной речи приветствовал это историческое событие, каким был двадцатый съезд, в то время как Микоян, глава советской делегации на съезде, отмечал «… глубокое понимание и поддержку великой коммунистической партии Китая» решений, принятых на двадцатом съезде>{31}.
Когда разразился советской-китайский конфликт в начале шестидесятых годов, послуживший причиной ядовитой полемики, Хрущев и Мао в тезисах по поводу доклада на закрытом заседании входят в открытое столкновение. В последнем томе Воспоминаний Хрущев утверждает следующее: «Сначала Мао занял такую позицию, по которой мы имели полное право критиковать Сталина за его превышение власти. Он утверждал, что это решение, принятое на двадцатом съезде, было совершенно разумным»>{32}. Далее Хрущев сообщает, что китайский лидер даже перечислил ошибки Сталина, касавшиеся его китайской политики: его поддержка Чан Кайши (Мао показал несколько писем Сталина этому генералу-националисту), или недооценка всего значения китайской революции и те помехи, которые Сталин создавал; не забыл Мао и о политике Коминтерна к этой китайской революции. (Всем этим упрекам можно безо всякого труда найти исторические доказательства.)
Как и все коммунисты, склонные переписывать историю в зависимости от новой политической ситуации, китайские коммунисты годом своего первоначального разрыва с СССР выбрали не 1958 год, как это было на самом деле, но 1956 — год двадцатого съезда и доклада Хрущева на закрытом заседании. А 1963 году они обвиняют Хрущева: «В своем докладе на закрытом заседании Хрущев сочинил лживые истории, коварно пользовался демагогией, обвиняя Сталина в „жажде гнать и наказывать“, „бесконечном самоуправстве и произволе“, в том, что он встал „… на путь массовых гонений и террора“ и знал „внутреннее положение страны и, в частности, сельского хозяйства лишь по фильмам“»
