Исторический калейдоскоп - [45]

В 1770 году в сражении с турками при Кагуле русские войска всё ещё шли в бой с криком: «Виват, Екатерина!».

Первое же использование криков «ура» как боевого клича засвидетельствовано «Журналом генерал-фельдмаршала князя Александра Александровича Прозоровского» 23 июля 1774 года в сражении с турками под Алуштой: «И по выходе из последнего рва приказал я гренадёрам оставить ружейную пальбу… Вместо ж стрельбы из ружей велел им приударить в штыки. Они сие исполнили с поспешностию, закричав все вдруг „ура“».

С тех пор победное «ура» уже не смолкало в русской армии:

Так за Царя, за Родину, за Веру

Мы грянем дружное «Ура!», «Ура!», «Ура!»

P. S.

Клич «ура», кроме русского, существует и в других европейских языках (нем. hurra, англ. hurrah (или huzzah), фр. hurrah и т. д.); при этом говорить о заимствовании его русскими не приходится, поскольку в послепетровской русской армии было принято на французский манер кричать «Виват!» Возможно, следует предполагать обратное заимствование — немцами после русских побед в Семилетней войне, англичанами и французами — в эпоху заграничного похода русской армии в 1813–1814 гг.

Признание Платона Зубова

У Георгия Адамовича в конце его «Table talk» есть любопытная запись:

«Однажды зашёл разговор о екатерининских фаворитах. Платон Зубов, — вспомнил я, — уже в конце александровского царствования признавался, что, когда он ночью шёл к старухе Екатерине, у него заранее „ногти тряслись от отвращения“.

Где я это прочёл? Не помню. Но такую „чёрточку“, такой яркий „штрих“ я, наверно, не выдумал: нет, где-то прочёл. Сначала я думал, что об этом говорила Жеребцова, сестра Зубова, Герцену; но в „Былом и думах“, где о встречах с Ольгой Александровной рассказано, этих слов нет. Второе предположение — Покровский, развенчанный марксистский историк, который после всяческих товарообменов и таблице цифрами нередко пишет: „не к чему приводить такие пустяки, как…“ — и сам того не замечая „пустяками“ увлекается. Но и у Покровского, давшего любопытнейший портрет Зубова, тоже слов этих нет.

Кто, какой зубовский „конфидент“ их приводит?..

Но до сих пор я её не нашёл. Не поможет ли кто-нибудь из читателей, — хотя, в сущности, цитата эта уже никому теперь не нужна».

По всей видимости, Адамович прочитал вот это:

«Известно, что князь Платон Александрович Зубов был последним любовником Екатерины II; грязная и весьма неприятная должность удовлетворять похотям старухи, которая была тридцатью восемью годами старее его, должность эта была щедро вознаграждена. Зубову при кончине Екатерины было двадцать девять лет от роду; он был генерал-фельдцейхмейстером, Андреевским кавалером, светлейшим князем Римской империи, владельцем двадцати восьми тысяч душ крестьян и пользовался таким влиянием, что без него ничего не делалось: он возводил и низвергал сановников по воле-прихоти своей. Зато он впоследствии под пьяную руку рассказал однажды, что во время его занятий с императрицей у него иногда от омерзения дрожали ногти на пальцах…»

(Долгоруков П. В. Петербургские очерки. Памфлеты эмигранта (1860–1867). М.: Кооп. изд-во «Север», 1934. С. 105.)

Не тот Мюллер

В начале сентября 1906 года русские газеты кратко сообщили об одном странном и трагическом происшествии.

ИНТЕРЛАКЕН, 20, VIII — 2, ХI. В гостинице Юнгфрау вчера в полдень за табльдотом русская дама, лет 22-х смертельно ранила несколькими выстрелами из револьвера Шарля Мюллера, парижского рантье, 73-х лет. Раненый скончался через час. Дама тотчас же была арестована.

На следствии она показала, что ей было поручено убить бывшего министра Дурново, и отказалась от всяких дальнейших показаний.

«Русское Слово», 3 сентября (21 августа) 1906 года

Через некоторое время «Русское слово» ещё раз напомнило об этой истории:

ЛОЗАННА, 1(14), ХI. Полиция установила личность женщины, убившей в Интерлакене г. Мюллера, предъявив её фотографию некоторым здешним коммерсантам, которые узнали в ней бывшую здешнюю студентку. Произведённым расследованием установлено, что она Татьяна Леонтьева уроженка Петербурга. Она летом 1903 г. и зимой 1903 и 1904 г. числилась студенткой медицинского факультета лозаннского университета. Сообщают, что Леонтьева уже год тому назад была замешана в одном политическом деле.

«Русское Слово», 15 (02) сентября 1906 года

Подробнее дело изложено в воспоминаниях Александра Васильевича Герасимова (1861–1944) — начальника Петербургского Охранного отделения (1905–1909).[19]

Излагаю в вольном пересказе.

Татьяна Леонтьева, 20-летняя дочь якутского вице-губернатора, воспитанная в институте для благородных девиц, богатая и красивая девушка имела доступ к царскому двору, где ей предстояло назначение во фрейлины царицы. Но сердцем и умом она принадлежала к другому, тёмному миру — миру русского революционного подполья. Каким-то образом юная аристократка связалась с партией эсеров. («Она участвовала в терроре… с радостным сознанием большой и светлой жертвы» — это уже из воспоминаний Бориса Савинкова). У неё созрел план совершить покушение на Николая II — проникнуть в роли продавщицы цветов на один из придворных балов, преподнести царю букет и в это время застрелить его из револьвера, спрятанного в цветах. Этот выстрел должен был служить ответом на Кровавое воскресенье 9 января 1905 года. Вероятно, ей удалось бы осуществить свой замысел, если бы, как раз под впечатлением от Кровавого воскресенья, не были прекращены всякие балы при дворе.