Исторические записки. Т. VII. Жизнеописания - [94]
Доложив вану о результатах своей миссии, Ван Цзи сказал: «В Вэй имеется учитель Чжан Лу — прекрасный ритор и мудрец, известный в Поднебесной. Он говорит: "Государство циньского вана стоит перед опасностью, оно подобно груде яиц[795]. Если ван прислушается ко мне, то все будет в порядке. Однако этого не передашь в письменном виде". Поэтому я привез его сюда». Циньский ван не вполне был убежден этими словами, но все же приказал поселить Чжан Лу в доме для приезжих, предоставив ему грубую еду самого низкого сорта. [Там гость] дожидался какого-либо повеления вана более года. [218]
К этому времени циньский Чжао-сян-ван правил уже 36 лет (271 г.), на юге циньцы захватили чуские Янь и Ин, и чуский Хуай-ван умер в безвестности в Цинь[796], на востоке циньская армия нанесла поражение Ци. Циский Минь-ван какое-то время именовался императором, затем отказался от этого титула[797]. [Чжао Сян-ван] несколько раз ставил в тяжелое положение войска трех цзиньских княжеств. Он всячески препятствовал деятельности различных риторов и софистов, ни в чем не доверяя им.
Жан-хоу был младшим братом вдовствующей княгини Сюань-тайхоу, матери Чжао-вана, и имел титул Хуаян-цзюнь[798]. Цзинъян-цзюнь и Гаолин-цзюнь были младшими братьями Чжао-вана от одной матери; Жан-хоу у вана служил сяном, и все трое служили поочередно военачальниками. Будучи родственниками вдовствующей княгини, все они имели владения; их личные богатства, пожалуй, превосходили состояние ванского дома. Когда Жан-хоу стал военачальником в Цинь, [он] решил, перейдя границы Хань и Вэй, напасть на циские Ган и Шоу, желая таким образом расширить свое владение в Тао.
Тогда Фань Суй направил вану послание, в котором говорилось: «Я слышал, что когда мудрый ван устанавливает принципы управления, то всех, кто имеет перед ним заслуги, он не может не наградить; проявивших способности он не может не назначить на должность; тем, кто проявляет рвение, [ван] определяет хорошее содержание; тем, у кого множество заслуг, — присваивает звания и оказывает почет; тех, кто в состоянии управлять большими массами людей, назначает на высокие должности. Поэтому тем, кто мало на что способен, не поручаются важные дела, способные же люди не должны скрываться и прятаться. Если вы, ван, посчитаете, что сказанное мною можно исполнить, [то я] хочу действовать, чтобы приносить пользу вашим делам; а если вы найдете, что сказанное мною вам не подходит, то оставлять меня здесь не имеет смысла. Недаром говорится: "Заурядный правитель награждает тех, кто ему нравится, и наказывает тех, кто ему нелюб; мудрый же правитель поступает не так. Его благоволение непременно распространяется на тех, кто имеет заслуги, а наказание обязательно падает на тех, кто имеет провинности". Стоит ли меня четвертовать или бросать под топор палача? Ведь я не осмелюсь прибегнуть к каким-нибудь сомнительным действиям в отношении вана. Хотя вы и считаете меня презренным человеком и готовы унизить, но разве вы, ван, не можете оценить того, что я не навязывался? Кроме того, я слышал, что у Чжоу есть самоцветы диэ, Сун богато драгоценным камнем цзелу, Вэй располагает [219] превосходной яшмой сюаньли, а в Чу есть драгоценные камни хэпу. Все четыре вида драгоценностей рождаются в земле, ими пренебрегают искусные мастера, но они знамениты во всей Поднебесной. Так, даже отринутый мудрым ваном человек разве не в состоянии увеличить достояние государства? Я слышал, что тот, кто печется о процветании собственного дома, должен думать о своем княжестве; тот же, кто заботится о процветании государства, должен опираться на чжухоу. Почему, когда в Поднебесной [появляется] умный правитель, чжухоу теряют возможность наживаться, как им вздумается? Потому что иначе пострадала бы мощь [отечества]. Ведь хороший лекарь знает, где проходит граница между жизнью и смертью больного; а мудрый ван ясно понимает, где проходит рубеж между свершением и неудачей. Если ситуация сулит успех — он действует, если грозит беда — он отбрасывает задуманное, а когда сомневается, то действует понемногу и осторожно. Если бы даже вновь родились Шунь и Юй, то и они не в состоянии были бы изменить эти положения. Свои глубокие соображения я не осмеливаюсь изложить письменно, а мелкие не стоят того, чтобы к ним прислушиваться. Может быть, я глуп, и [мои слова] не доходят до сердца вана. Или же говоривший обо мне человек низок и не может быть использован. Если же [дело обстоит] не так, то я прошу вана предоставить мне возможность в свободную минуту ненадолго увидеться с вами. Если от моих слов не будет никакого толку, я готов подставить свою голову под топор [палача]». Циньский Чжао-ван был сильно обрадован этим посланием. Он призвал к себе Ван Цзи и послал специальный гостевой экипаж за Фань Суем.
Так Фань Суй был принят во дворце Лигун[799]. Фань Суй прикинулся человеком, который не знает, как пройти по бесконечным коридорам дворца, и прямо вошел в зал. Когда же из внутренних покоев показался Чжао-ван, придворные рассердились [на присутствие постороннего] и стали прогонять Фань Суя со словами: «Прибыл
