Исторические записки. Т. VII. Жизнеописания - [118]
Кроме того, я слышал, что тот, кто преследует малую выгоду, не в состоянии заслужить славное имя, а тот, кто пренебрегает мелочами, не в состоянии добиться больших заслуг. Так, в прошлом Гуань И-у[951] пустил стрелу и попал в пряжку пояса Хуань-гуна; это было проступком перед правителем. Он бросил на произвол судьбы княжича Цзю, не желая за него умирать. Тем самым он проявил нерешительность. Он был опозорен, когда ему на ноги надели колодки и связали руки. Совершивших три таких проступка правители не берут на службу, с ними и соседи не общаются. Если бы Гуань-цзы навсегда остался в тюрьме и не смог вернуться в княжество Ци, его репутация была бы запятнана низким и позорным поступком. Даже цанхо[952] было бы стыдно иметь подобную репутацию, что уж говорить об обычных людях! Но Гуань-цзы стыдился не того, что был закован в кандалы, а только того, что Поднебесная оказалась неуправляема. Он стыдился не того, что не смог погибнуть за княжича Цзю, а того, что чжухоу стали сомневаться в могуществе [правителя Ци]. И вот, совершив эти три ошибочных поступка, он [все же] сделал правителя Ци первым из пяти гегемонов. Имя [его] было окружено всеобщим уважением в Поднебесной, а слава его засияла среди соседних государств.
Луский военачальник Цао-цзы[953] в трех сражениях был трижды разбит и потерял земли, равные по площади квадрату со стороной в 500 ли[954]. Если бы Цао-цзы не стал пересматривать свои планы и критически оценивать сделанное, а умер, перерезав себе [274] горло, он остался бы в памяти людей военачальником, потерпевшим поражение и попавшим в плен. Цао-цзы, несмотря на позор поражений, вернулся домой и остался советником луского гуна. Когда Хуань-гун, управляя Поднебесной, проводил съезд чжухоу, Цао-гун, находясь на жертвенном помосте, одним движением кинжала, направленного в сердце Хуань-гуна, заставил его [вернуть земли Лу]. Так, ничуть не изменившись в лице и не позволив себе никакой грубости в выражениях, он в один момент вернул утраченное в трех сражениях. Поднебесная была этим потрясена, чжухоу — изумлены, а слава его достигла даже У и Юэ.
Нельзя сказать, что люди, подобные этим двум мужам, были не в состоянии сберечь свое достоинство в малом или не преступать малых запретов. [Они] полагали, что бегство от трудностей путем самоубийства — своего рода отказ от утверждения репутации и свершения достойных дел, и это не является мудростью. Поэтому они не обращали внимания на оскорбления, отбрасывали чувство недовольства собой, чтобы на века утвердить свои заслуги. Вот почему их деяния могут поспорить с деяниями трех великих ванов, а слава их померкнет только с гибелью Неба и Земли. Хотел бы, чтобы вы, гун, выбрали одну из подобных линий поведения».
Яньский военачальник, прочитав послание Лу Ляня, три дня проплакал, но так и не мог на что-либо решиться. Он боялся, что по возвращении в Янь он будет казнен, поскольку между ним и ваном уже появилось отчуждение. Если сдаться Ци, то он будет опозорен, поскольку это будет значить, что в его войске большие потери убитыми и попавшими в плен. Тогда он со вздохом сказал: «Чем быть заколотым другими, лучше уж заколоть себя самому». И покончил с собой. В Ляочэне начались волнения, и Тянь Дань [захватил город и] вырезал его население. Вернувшись, [Тянь Дань] заговорил [с правителем] о Лу Ляне с тем, чтобы ему присвоили высокий титул. [Однако] Лу Лянь бежал и скрылся на берегу моря. [Он] сказал: «Чем быть богатым и знатным и подлаживаться под людей, уж лучше оставаться бедным и незнатным, не зависеть от окружающих и действовать по своему усмотрению»[955].
Цзоу Ян был цисцем. Странствуя по княжеству Лян, он познакомился с Чжуан Цзи Фу-цзы
