Исторические силуэты - [43]

Читайте ее многочисленные манифесты и указы за первые месяцы ее царствования. Это — почти ежедневное натверживание ни на чем не основанного положения, что она отняла престол у своего супруга по единодушному желанию всех подданных. Когда и как была выражена эта воля народа? Разумеется, на это не делалось никаких указаний в манифестах и указах Екатерины.

Ведь нельзя было сослаться даже на молчаливое согласие всех групп населения на совершившийся переворот, ибо в первые годы правления Екатерины не было недостатка в недовольных голосах, и было вскрыто даже несколько заговоров. Но тем нужнее было рекламировать якобы народный характер переворота, доставившего Екатерине корону. И вот, на все лады и по разным поводам, Екатерина настойчиво рекламировала себя перед подданными в качестве желанной избранницы народного сердца. Она не боится злоупотреблять частым повторением этой мысли. Она знает, что часто повторяемая мысль становится привычной, превращается в шаблон и что ничто не укореняется в сознании масс крепче ходячего шаблона.

В первом манифесте Екатерины, в котором возвещалось о низложении Петра III и воцарении Екатерины (манифест был написан Тепловым[122]), было сказано, что правление Петра III грозило и ниспровержением в России православной веры, и поруганием отечественной славы через заключение мира с Пруссией, над которой только что перед тем победоносное русское оружие одержало верх, и разрушением всех внутренних порядков в государстве. И потому — говорилось далее в манифесте — Екатерина для предотвращения всех таковых опасностей вступила на престол, «положившись на помощь Божию и видя к тому желание всех своих верноподданных». Этот последний мотив и становится затем как бы обязательным припевом к каждому более или менее важному официальному акту.

Через неделю после первого манифеста 5 июля 1762 г. вышел именной указ о сбавке цены на соль на 10 коп. с пуда и в мотивировке к указу было заявлено, что государыня желает этой мерой облегчить положение подданных, ибо она взошла на российский престол «по единодушному желанию верноподданных и истинных сынов России». Через день после того вышел манифест о назначении коронации на сентябрь 1762 г. В первых же строках манифеста снова и снова повторялось, что к принятию престола государыню понудили ревность к благочестию, любовь к своему российскому отечеству и «усердное всех наших верноподданных желание видеть Нас на оном престоле».

Через 11 дней в именном указе о необходимости положить предел развитию лихоимства Екатерина дает новое, более пространное изложение этой идеи. Увещевая подданных воздержаться от лихоимства, Екатерина считает уместным подробно осветить побуждения, приведшие ее к занятию престола. «На наше действие, — читаем мы здесь, — в котором Нам Бог предводительствовал, и на Наше праведное пред Богом намерение, с которым Мы воцарилися, не снискание высокого имени Обладательницы Российской, не приобретение сокровищ…, не властолюбие и не иная какая корысть, но истинная любовь к Отечеству и всего народа, как Мы видели, желание Нас понудило принять сие бремя правительства». На следующий день вышел указ, приглашавший беглецов из России и дезертиров вернуться в Отечество, не опасаясь каких-либо кар. Указ начинался словами: «Как Мы по единодушному искреннему желанию и по неотступному прошению верных наших подданных и отечество свое любящих сынов вступили на всероссийский престол…».

Итак, тут говорится уже не только о желании, но и о неотступном прошении подданных, хотя никто не мог бы указать, когда и в какой форме была заявлена эта общая воля народа. И долго еще этот лейтмотив торжественных манифестов и именных указов не замирает под пером Екатерины. Через два года издан был манифест о предании суду Мировича[123], пытавшегося освободить из крепостного каземата и вновь провозгласить императором сына Анны Леопольдовны[124] Ивана Антоновича[125]. Екатерина II захватила престол через насильственный дворцовый переворот, тогда как Иван Антонович стал некогда на короткое время императором на точном основании закона Петра Великого, согласно коему каждый царствующий монарх сам должен был назначать себе преемника, а Анна Ивановна объявила Ивана Антоновича наследником своей короны. Все это нисколько не помешало Екатерине начать манифест вступлением, в котором на пространстве одной фразы уместились два заявления, явно расходившиеся с истиной: «Вступив на престол по желанию всех подданных, Мы хотели облегчить положение принца Иоанна, сына Антона Брауншвейгского[126] и Анны Мекленбургской, на краткое время незаконно введенного на престол». Так, выдавая свой насильственный захват престола за воцарение по всенародному прошению, Екатерина тут же провозглашала узурпатором несомненно законного государя — Ивана Антоновича.

Тонкий наблюдатель мог бы, конечно, заметить, по поводу этих бесконечных повторений вышеуказанной мысли в манифестах Екатерины, что права несомненные и неоспоримые в столь частых и однообразных подтверждениях не нуждаются и слишком большое усердие в этом направлении может лишь возбудить сомнение в действительности этих прав. Но Екатерина отдавала себе ясный отчет в том, что реклама рассчитывается не на тонких наблюдателей, а на рядовую массу, на людей толпы, которые легко гипнотизируются приемами резкими, смелыми и топорными. И она знала, что делает, когда не уставала повторять ту небылицу, которая от этих повторений превращалась в сознании населения в официально заверенное общее место, в привычное умственное клише, уже не требующее проверки.