Исторические силуэты - [33]

с некоторыми компаньонами должны были выплатить Волынскому до 20000 рублей; обильная, не предусмотренная договорами контрибуция собиралась Волынским с азиатских князьков и даже с самого шаха. Дело не ограничивалось одними поборами. Никто не был обеспечен пред всесильным губернатором и насчет личной своей неприкосновенности. Нельзя не рассказать здесь о поступке Волынского с мичманом, князем Мещерским, как потому, что это дело не осталось без влияния на дальнейшую судьбу Волынского, так и потому, что оно открывает перед нами яркую страничку из истории русских нравов прошлого столетия. Мичман Мещерский, живший в Астрахани за домашнего шута у генерала Матюшкина[96], позволял себе в нетрезвом виде неосторожные выходки по адресу Волынского. Чем же отомстил ему знатный вельможа, мечтавший о возрождении России и, как увидим, прилежно изучавший иностранные книжки о правах человека и общества? Зазвав к себе Мещерского, Волынский вымазал ему лицо сажей, надел на него вывороченный наизнанку кафтан и в таком виде посадил его с собой за ужин. Здесь Мещерский должен был сразу осушить огромный стакан вина. Это оказалось не под силу Мещерскому, и Волынский заставил слуг бить мичмана по голове. После того Мещерский просидел всю ночь под караулом в том же шутовском наряде. На следующий день его посадили на деревянную кобылу, к каждой ноге привесили по пудовой гире да по живой собаке задними ногами и так продержали два часа; наконец, сняв с кобылы, без панталон, голым телом посадили на целый час на лед, посыпанный солью.

Так хозяйничал Волынский в своей губернии. Обиженные и притесненные не осмеливались громко заявлять о своих обидах, пока Волынский высоко стоял в милости царя. Но час возмездия приближался.

Петр осуществил свою мечту: покончив со шведскою войною, он ехал с Екатериной в Астрахань, чтобы оттуда повести русское войско на Персию. Сам Волынский утверждал Петра в этом намерении, рисуя заманчивые перспективы быстрой и легкой победи. Волынскому очень улыбался план персидской войны. В случае удачи на него должны были посыпаться великие и богатые милости: ведь он был первый и главный советник по персидским делам.

Дело началось благоприятно для Волынского. Петр остался очень доволен осмотром Астраханской губернии, на что посвятил целый месяц, и, отправляясь в поход Каспийским морем, взял Волынского с собой на корабль. У персидского берега Петра ожидала печальная весть: первая встреча сухопутного русского войска с персами кончилась тяжким поражением русских. Петр пришел в ярость. Он требовал указания виновных в этой неудаче. Командир сослался на то, что Волынский снабдил его неточными сведениями о расположении персидских крепостей. Теперь-то все поднялось на Волынского. Все выплыло наружу. Все спешили не упустить минуты царского гнева, чтобы сразу отплатить своевольному губернатору за давно накопившиеся обиды. Астраханских жалобщиков не упустили поддержать находившиеся при Петре петербургские вельможи, которым не нравилось быстрое возвышение Волынского. Петр был подавлен обвинениями, которые посыпались отовсюду на его верного слугу.

Волынский был позван в царскую каюту. Кроме самого царя и Екатерины, там никого не было. Петр схватил дубинку и… Бог знает, как перенес бы Волынский царскую «науку», если бы не вступилась Екатерина. Тем не менее Волынский почти год после этой аудиенции пролежал в постели.

Волынский не потерял своего места, но навсегда потерял прежнее доверие императора. Его полномочия по части сношений с окрестными народами были урезаны. Петр подозрительно приглядывался ко всем его связям, охотно прислушивался к жалобам его врагов. Его положение грозило еще более ухудшиться, когда сама Екатерина, его усердная заступница, подверглась опале после казни Монса и когда Петр в последний год своей жизни, выведенный из терпения непрерывными и повсеместными хищениями, стал готовиться к суровой и беспощадной борьбе против этого зла. Обер-фискал Мякинин, докладывая однажды Петру длинную вереницу дел о хищениях правительственных лиц, кончил доклад вопросом: «Обрубать ли одни сучья или положить топор на самые корни?» — «Руби все дотла», — сказал Петр.

Вряд ли уцелел бы Волынский, если бы действительно началась эта рубка. Смерть императора сразу обратила колесо фортуны вновь в сторону Волынского. Главная покровительница Волынского заступила место Петра на троне. Он мог вздохнуть свободно и смелее глядеть в будущее. Скоро Волынский получил назначение губернатором в Казань с оставлением в его руках главного начальства над калмыками. Но враги Волынского не дремали. Военная коллегия нарядила над ним суд за истязание Мещерского. Он должен был покинуть губернаторское место и ехать в Петербург для допросов. Там прожил он остаток царствования Екатерины и уже по воцарении Петра II[97], благодаря сближению с князьями Долгорукими, фаворитами молодого императора, вновь получил казанское губернаторство. Горький жизненный опыт не исправил Волынского. На новом месте повторяется старая история в астраханском вкусе. Несчастные инородцы Казанской губернии писали впоследствии в челобитьях на действия Волынского: «С начала подданства нашего под Российскую державу ни отцы, ни деды, ни прадеды наши такого разорения не терпели». И действительно, теперь Волынский установил свои негласные поборы на еще более широкую ногу, чем то было в Астрахани.