Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II - Николай II - [11]

Екатерина не могла не знать, что среди входивших в ее ближайшее окружение были и такие, кто полагал, что она передаст власть сыну, когда он станет совершеннолетним. И вот в 1772 г. ему исполняется восемнадцать, но официальное празднование этого события откладывается на год до его женитьбы. Екатерина зорко следит за всеми, с кем общается наследник, делает все, чтобы не допустить его к участию в политике, то есть ведет себя с сыном так же, как когда-то Елизавета Петровна вела себя с ней самой. И вместе с тем до поры до времени отношения между матерью и сыном остаются, по-видимому, действительно довольно близкими, доверительными, о чем свидетельствует их переписка. Так, путешествуя в 1780 г. по западным губерниям, она с присущим ей остроумием и предназначенной лишь самым близким людям откровенностью пишет Павлу и невестке из Нарвы: «Здесь видела я генерала Брауна: он потолстел и совершенно здоров, точно так же, как и я сама и вся свита моя; ласкаю себя надеждою, что вы скажете о себе то же. Быть может, известие это находится в кармане курьера, ищущего Безбородко с 3-х часов утра. Подумаешь, Нарва — по обширности другой Париж: в нем пропадают без вести. Посылаю вам всяких здешних диковинок, т. е. кусок материи государыне великой княгине, ящик с игрушками доброму приятелю моему Александру[10]. Вы же, сын мой, получите от меня сегодня «чистое благословение» — другого подарка вам не будет по той причине, что я ничего не нашла, что бы могло вас рассмешить. Прошу вас четырех, т. е. отца, мать и обоих сыновей, переобняться между собою за меня. Да благословит вас всех вместе Господь Бог». Вечером того же дня она шлет новое письмо, в котором сообщает: «Заметьте, что здешние красавицы страшно уродливы, желты, как айва, и худы, как клячи… да сохранит вас Господь от 7 или 8-ми нарвских женщин, стоявших за спинками стульев за обедом. Они обдавали меня жарким своим дыханием, и потому я не чувствовала холодного воздуха».

В 1781 г. и сам Павел с женой, великой княгиней Марией Федоровной, отправились в путешествие по Европе. Во многих мемуарах сохранились свидетельства о том, что отъезд супругов был нелегким, и некоторые историки полагают, что великокняжеская чета опасалась, будто императрица воспользуется их отсутствием, чтобы от них избавиться. Неискушенная в политике баронесса Димсдейл вспоминала: «Великая княгиня очень переживала разлуку с детьми… Ее печаль произвела на всех сильное впечатление, и многие плакали, а экипаж ожидал их, я думаю, почти два часа. „…“ Наконец барон и еще два господина, поддерживая великую княгиню, поскольку у нее, кажется, совсем не осталось сил, посадили ее в карету, и они отправились. Во время всей этой суматохи императрица гуляла в саду, и я не слыхала, чтоб она плакала, а напротив, очень резонно заметила, что не понимает, отчего столько шума вокруг путешествия, в которое они сами так хотели поехать…»

Между тем стоило супругам покинуть Царское Село, как между ними и императрицей вновь возобновилась оживленная ежедневная переписка, причем в одном из первых писем к сыну Екатерина писала: «Если бы я могла предвидеть, что при отъезде она три раза упадет в обморок и что ее под руки отведут в карету, то уже одна мысль о том, что ее здоровье придется подвергнуть таким жестоким испытаниям, помешала бы мне согласиться на это путешествие». И далее она предлагает Павлу и его жене вернуться с любого места под предлогом, что она их вызвала. Однако путешествие продолжилось, и за границей великий князь, ободренный, по-видимому, почтительным и радушным приемом при европейских дворах, вел себя настолько неосторожно, что открыто критиковал политику матери и ее министров, о чем Екатерине конечно же стало известно. По возвращении в Россию Павел получил в подарок мызу Гатчина, ставшую отныне резиденцией «малого двора», где наследник мог предаваться излюбленным военным развлечениям, а Мария Федоровна устраивала музыкальные праздники и спектакли.

Иначе складывались отношения Екатерины с внуками. Когда в 1777 г. родился первый из них — Александр, восторженная бабушка писала своему корреспонденту барону М. Гримму: «Жаль, что волшебницы вышли из моды: они одаряли ребенка, чем хотели; я бы подыскала им богатые подарки и шепнула бы им на ухо: сударыни, неиспорченной природы, поболее неиспорченной природы, а опытность доделает все остальное». Уже эти слова показывают, что у Екатерины были свои, достаточно определенные представления о том, как следует воспитывать внука. И действительно, она поступила с ним так же, как когда-то Елизавета с ее собственным сыном: забрала у матери и воспитывала сама. В письме к шведскому королю Густаву III, своему близкому родственнику, она сообщала: «Тотчас же после его рождения я взяла ребенка на руки и, после того как его обмыли, понесла его в другую комнату, в которой я его положила на подушку, покрывая его слегка… Особенно заботились о чистом и свежем воздухе… лежит он на кожаном матрасе, на котором стелется одеяло; у него не более одной подушки и очень легкое английское покрывало… особенное внимание обращается на то, чтобы температура в его покоях не превышала 14-15 градусов»