Исторические корни и развитие обычаев - [26]

Второй тип выделяемых праздников — это те, что имеют своим апогеем зимний и летний солнцевороты. Следует отметить, что зимний цикл вмещает в себя большее число праздников с одинаковой структурой и длится несколько месяцев; летний же, стесненный, с одной стороны, забравшимися и в июнь весенними праздниками (последними из них можно считать троицкие), а с другой — начинающейся сразу после летнего солнцеворота страдой, продолжается в «чистом виде», т. е. при большем или меньшем структурном единстве, не дольше двух недель.

Праздники солнцеворотов, как можно предположить, — древнейшие из календарных. До XX в. у многих народов Европы сохранилось характерное для доземледельческих стадий деление года лишь на два периода: зимний и летний. Начало каждого из сезонов не было фиксировано: для зимы это конец октября — первая половина ноября; для лета — конец апреля — начало мая. Самые твердые даты, принятые за середину сезона, — это 21 декабря и 21 июня. Впрочем, как мы видели хотя бы на примере юрьева дня и олсока, для крестьянина вообще не существовало твердых дат. Они появились в жреческом, а затем — в церковном календаре, не столь связанном с сельскохозяйственной практикой. Как обстояло дело прежде, мы можем заключить хотя бы из того, что самым коротким днем в считается в народном календаре и 13 декабря (св. Люция), и 25 (рождество); впрочем и 21 (св. Томас). Соответственно сходна их обрядность.

Так же обстоит дело и с празднествами самого длинного дня: они совершаются не только 24 июня (рождество Иоанна Предтечи), но растянуты на 14 дней (аналогично святочному 12-дневью и менее заметному — от св. Люции до рождества), от св. Вита (15 июня) до св. Петра и Павла (29 июня).[110] Не фиксировано жестко и начало зимы и лета. Зима начинается, например, у французов и бельгийцев и на св. Мартина (11 ноября), и на св. Екатерину (25 ноября), и на св. Андрея (30 ноября); у немцев — и на св. Галлуса (16 октября), и на св. Мартина, и на св. Клемента (23 ноября), и на св. Екатерину, и на св. Андрея; у западных славян — и на св. Андрея, и на св. Люцию; у румын — на св. Андрея и на св. Николая (6 декабря); у греков — на св. Филиппа (15 ноября) и на св. Андрея. У финнов, если новый год начинался с 28 октября, то его встреча длилась до дня св. Мартина, и в эти 12 дней совершались обряды (в частности, гадания о погоде на будущий год), аналогичные святочным у других народов или в период от св. Люции до рождества у западных славян.[111]

Подобная «растянутость» тождественной обрядности по периоду уже была отмечена для весенних праздников.[112] Таким образом, в народном сознании календарный праздник являет собой не «точку» фиксированного дня, а скорее «пятно», в котором сливаются несколько дат. Обычно эти даты не идут одна за другой (исключения редки и сводятся почти только к масленично-карнавальному празднеству), а выглядят как сгустки определенного праздничного фона (даже в святочном 12-дневье наибольшая эмоциональная и обрядовая насыщенность приходится на три дня — сочельник, канун Нового года и крещение).[113]

Зима и лето противостоят друг другу как ночь и день;[114] солнцеворот зимний и летний также взаимосвязаны в народном сознании (недаром церковь, приноравливаясь к традиции, сделала их датами двух рождеств: Иисуса и Иоанна Крестителя). При этом контрастном единстве основная характеристика праздников солнцеворота, выделяющая их из всего годичного цикла, — то, что их обряды имеют первичной целью не успех в конкретных хозяйственных действиях (как, например, жатвенные) и даже не заботу о природном плодородии (как главным образом в весенних празднествах), а обеспечение общекосмических задач, непосредственное использование человеком первичных сил природы.

Обрядность этих дней — игровая, но такая игра глубоко серьезна по своей сути и когда-то, вероятно, осознавалась как ответственнейший труд, усилие, направленное не на то, чтобы рос хлеб и плодился скот (такого рода обряды, совершаемые в эти дни, по-видимому, — позднейшие наслоения), а на то, чтобы не прекратилась жизнь. По пословице, «Будет день — будет хлеб». Если весенние и летне-осенние обряды имеют своей главной целью, чтобы был хлеб, то обрядность солнцеворотов — чтобы был день. Ярче всего это видно в зимних праздниках — аналогия зимы со смертью, которую надо побороть, общеизвестна. Впрочем, хотя иоанновские дни, казалось бы, приходятся на расцвет природы, но именно сходство их обрядности со святочными подчеркивает тот парадокс (давший обильную пищу Томасу Манну для медитаций в «Волшебной горе»), что солнце с этой точки начинает умирать и год склоняется к зиме. И если человек в зимних обрядах помогает солнцу в момент, когда оно слабее всего, то в летних — загодя, в начале ослабления солнца поддерживает его.

Соотношение будничного и праздничного сознания можно выразить еще одним образом: архаическое (и один из видов его — праздничное) мышление часто сравнивается с зыбким болотом, неверной почвой. Будничные, уютные формы рационального сознания в таком случае — гать, которую человек мостит на этом болоте. Моменты праздников — проломы в мостовой, и в эти проломы выбивается архаика, изжитая в обыденной жизни. Время теряет свои измерения, перестает быть — на день или несколько дней наступает необходимый для дальнейшего обновления «конец света». Хаотично смешиваются и современные, и древнейшие формы. Сказанное относится ко всем календарным праздникам (каждый из них в какой-то мере конец и начало года). Но для праздников солнцеворота такая открытость неупорядоченных космических сил и стремление людей уловить этот момент, использовать в своих интересах (излечиться, разбогатеть, узнать судьбу и повлиять на нее) имеет определяющее значение.