Исторические колокола - [11]
Восьмой колокол с точно таким же титулом и надписью, почти слово в слово, только лил последний колокол мастер Михаил Лодыгин и вылит он был 1-го декабря 1688 года.
Судьба многих исторических колоколов в Москве решилась во время войн Петра Великаго с шведами. До этого государя в древней столице считалось сорок сороков церквей, а другие насчитывали их более двух тысяч, из которых, по крайней мере, половина была приходских, и при каждой были колокола. В 1700 году после неудачи русских под Нарвою, Петру Великому кто-то из приближенных к нему иностранцев указал на непомерное множество колоколов как в Москве, так и в других городах. Петр приказал лить разныя крепостныя и полевые орудия их тех колоколов, которые признаны будут лишними. И в тот же год, зимою из них было отлито ста больших пушек, 143 полевые пушки, 42 мортиры и 13 гаубиц. Распоряжение царя вызвало почти общее неудовольствие. Вот что по поводу этого разсказывает С. Григоров[18] о так называемых в народе «Непокорных колоколах», которые сопротивлялись указу царя. Русские люди, видевшие в колоколах украшение своих церквей, дорожили ими и, потому, изыскивали всевозможные способы, чтобы не отдать своих колоколов на литьё пушек; при этом, конечно дело не обошлось и без чудес. Приводим здесь разсказ Гаврилы Тверитинина об одном из таких чудес, списанный С. Григоровым с рукописи под № 432, находящейся в библиотеке Петербургской духовной академии:
«Я и сестра моя Ирина, – пишет Гаврило Тверитинин, – в 1701 году были у Троице-Сергиева монастыря, тогда от великаго государя царя Петра Алексеевича был указ везде в городских монастырях и в Москве и у всех приходских церквей брать колокола и от всего звону четвертую долю меди веса на пушечный двор на лить` пушек и в том Сергиеве монастыре также; а в монастыре колоколов 26 было. Архимандрит и братия его великаго государя указу противится не смели и колокола с колокольни сымать повелели. Вечером некоторые указали снять один старинный колокол; весу, что в нём того не знали, а гласом был глух и не ярок; но за поздностью онаго не сняли. Монастырь ночью кругом запирался и всегда также и тою ночью был заперт. На утро же архимандриту звонарь донёс, что того колокола на колокольне нет, и братия не ведала, как и где он делся. Архимандрит же, услыхав об этом, повелел везде искать по келиям у братии и в погребах, и когда нигде не могли обрести (занеже ему чудотворцу отдать сего не изволися), тогда архимандрит Ларион повелел другой снять, также весу в нём не ведая и тот снять повелел и разбить и медь свезти в Москву. Когда колокол сняли, человек, чтобы разбить оный, ударил по колоколу молотом; но колокол от того удара не разшибся, но начал глас от него трои сутки день и ночь непрестанно».
Вследствие этого «архимандрит и того колокола не велел вести к Москве, а повелел сымать два другие колокола нонешняго мастерства, но сих колоколов не могли снять никоими делами». В то время, когда «архимандрит и братия, боясь указа государева, с ужасом смотрели на сии колокола; колокола же сии два братьеника вдруг сами собой с колокольни соскочили, пали и стены обломили». Безвестный колокол в это время также отыскался за монастырем в пруде. «Во время тое на монастырь в погреб лед возили и уши от того колокола видели, а потом его от воды того пруда взяли». Обо всем этом донесли Петру, который, по уверению Гаврилы Тверитинина, хотя «в монастырь приходил, плакал и прощения просил у чудотворца Сергия о своём соизволении; однако колокола два братьеника повелел вести в Москву, где оне в литьё пушечнаго дела не пошли и не испорчены, потому что медь была жестка, в дело негожа и доныне те колокола стоят на пушечном дворе целы, как и были».
Число колоколов в Москве в настоящее время далеко превышает количество трех тысяч; а сколько их всех в России – трудно исчислить. Даже отдаленная Сибирь может похвастаться изрядным количеством их. Самый большой колокол там в Тобольском соборе, весит он 1.011 пудов и 22 фунта и лит, как значится по надписи на нём, в 1738 году на Тагильском заводе, тщанием митрополита Акинфа Никитича Демидова; звук его прекрасный и вид красивый. Кроме Тагильска, в Сибири лили колокола еще в Тюмени и Енисейске, но большею частью грубой отделки, небольшие и не особенно благозвучные. Сибирские колокола преимущественно привозные и некоторые из них привезены из-заграницы. Так, в Тобольске, на Богородицкой церкви, имеется один выписанный из Голландии; надпись на нём гласит: «me fecit Jan Albert de Grave Amstelodamu Anno Domini 1719» (лит я в Амстердаме Иваном де-Граве в лето от Рождества Христова 1719-е).
Из привезенных в Сибирь колоколов в историческом отношении замечателен «Углицкий карноухий», в который били в Угличе в набат по случаю умерщвления царевича Димитрия. Борис Годунов сослал изобличиелей одушевленных в Пелым, а неодушевленнаго, с отсечением уха в Тобольск в 1595 году. Этот неумирающий ссыльный висел сперва на Спасской колокольне, потом перемещен был на соборную и, наконец, в 1837 году, по распоряжению архиепископа Антония, снят оттуда и повешен подле архиерейкаго дома при крестовой церкви, под небольшим деревянным навесом. Целью последняго перемещения было то, чтобы показать, если потребуется, эту историческую достопримечательность посетившему, в 1837 году Тобольск, наследнику престола.
«В XVII столетии еда наших предков была крайне неприхотливая: обыкновенною пищею простого народа был ржаной и ячменный хлеб с чесноком, или ячменная кашица. Щи составляли уже роскошное кушанье и даже больше того, если в них было ржаное свиное сало. В военное время в войсках пища была – сухари и толокно. По свидетельству иностранных посланников, поваренное искусство русских состояло из множества блюд, но нечистота и еще более чесночный и луковый запах делали их почти несъедобными, притом почти все кушанья приправлены были конопляным маслом или испорченным коровьим…».
«В знаменательный год Отечественной войны деятельность русского театра в Петербурге не прерывалась. Напротив, репертуар новых патриотических пьес каждодневно обогащался; появилось даже много балетов, относящихся к военным событиям того времени. Спектакли в этот год давали только на Малом театре (нынешний Александрийский) и в доме Кушелева, где теперь Главный штаб. На первом играли французы и русские, на втором – немцы и молодая русская труппа, составленная из воспитанников театрального училища и немногих вновь определяющихся дебютантов…».
Санкт-Петербург город-легенда, город, где теряется ощущение времени, город, в котором одновременно с нами, но как бы в другом измерении продолжают жить тени наших предков. Слышны пушечные залпы — эго бьются русские и шведские полки. Стучат топоры строится на болотах великий город. Проходят вереницей царствующие Романовы. Звучит торжественная музыка, расцвечено фейерверками небо — пышно празднует победу над турками светлейший князь Потемкин-Таврический.Мы предлагаем вам, читатели, прикоснуться к петербургской истории.
«В начале нынешнего и в конце прошлого столетия в нашем дворянском быту театр и музыка получили широкое развитие, наши баре тогда сосредоточили особенное внимание на сценических представлениях; и не было ни одного богатого помещичьего дома, где бы не гремели оркестры, не пели хоры и где бы не возвышались театральные подмостки, на которых и приносили посильные жертвы богиням искусства доморощенные артисты. Эти затеи баре, как ни были они иногда смешны и неудачны, но все-таки развивали в крепостных людях, обреченных коснеть в невежестве, грамотность и понятия об изящном.
«Происхождение игральных карт теряется в глубокой древности – колыбель игральных карт историки относят к арабам. Существует предание, что карточная игра привезена из страны сарацинов, где именовалась наиб, другие утверждают, что карты явились к нам прямо из Индостана и занесены будто бы кочующими цыганами…».
«Скоморохи всегда были любезны русскому народу, они были не только музыканты, но соединяли в себе разные художества: одни играли на гуслях, гудке, сопели, сурме (трубе), другие били в накры, бубны, третьи плясали, четвертые показывали медведей, собак. Были и глумцы, стихотворцы-сказочники, умевшие прибаутками и сказочными присказками потешать и разглаживать морщины слушателя. Некоторые из них носили на голове доску с движущимися фигурами и забавляли зрителя позорами или сценическими действиями, такие наряжались в скоморошное платье, надевали на себя хари, личины и т. д.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Монография составлена на основании диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук, защищенной на историческом факультете Санкт-Петербургского Университета в 1997 г.
В монографии освещаются ключевые моменты социально-политического развития Пскова XI–XIV вв. в контексте его взаимоотношений с Новгородской республикой. В первой части исследования автор рассматривает историю псковского летописания и реконструирует начальный псковский свод 50-х годов XIV в., в во второй и третьей частях на основании изученной источниковой базы анализирует социально-политические процессы в средневековом Пскове. По многим спорным и малоизученным вопросам Северо-Западной Руси предложена оригинальная трактовка фактов и событий.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
"Предлагаемый вниманию читателей очерк имеет целью представить в связной форме свод важнейших данных по истории Крыма в последовательности событий от того далекого начала, с какого идут исторические свидетельства о жизни этой части нашего великого отечества. Свет истории озарил этот край на целое тысячелетие раньше, чем забрезжили его первые лучи для древнейших центров нашей государственности. Связь Крыма с античным миром и великой эллинской культурой составляет особенную прелесть истории этой земли и своим последствием имеет нахождение в его почве неисчерпаемых археологических богатств, разработка которых является важной задачей русской науки.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.