Исторические колокола - [11]

Восьмой колокол с точно таким же титулом и надписью, почти слово в слово, только лил последний колокол мастер Михаил Лодыгин и вылит он был 1-го декабря 1688 года.

Судьба многих исторических колоколов в Москве решилась во время войн Петра Великаго с шведами. До этого государя в древней столице считалось сорок сороков церквей, а другие насчитывали их более двух тысяч, из которых, по крайней мере, половина была приходских, и при каждой были колокола. В 1700 году после неудачи русских под Нарвою, Петру Великому кто-то из приближенных к нему иностранцев указал на непомерное множество колоколов как в Москве, так и в других городах. Петр приказал лить разныя крепостныя и полевые орудия их тех колоколов, которые признаны будут лишними. И в тот же год, зимою из них было отлито ста больших пушек, 143 полевые пушки, 42 мортиры и 13 гаубиц. Распоряжение царя вызвало почти общее неудовольствие. Вот что по поводу этого разсказывает С. Григоров[18] о так называемых в народе «Непокорных колоколах», которые сопротивлялись указу царя. Русские люди, видевшие в колоколах украшение своих церквей, дорожили ими и, потому, изыскивали всевозможные способы, чтобы не отдать своих колоколов на литьё пушек; при этом, конечно дело не обошлось и без чудес. Приводим здесь разсказ Гаврилы Тверитинина об одном из таких чудес, списанный С. Григоровым с рукописи под № 432, находящейся в библиотеке Петербургской духовной академии:

«Я и сестра моя Ирина, – пишет Гаврило Тверитинин, – в 1701 году были у Троице-Сергиева монастыря, тогда от великаго государя царя Петра Алексеевича был указ везде в городских монастырях и в Москве и у всех приходских церквей брать колокола и от всего звону четвертую долю меди веса на пушечный двор на лить` пушек и в том Сергиеве монастыре также; а в монастыре колоколов 26 было. Архимандрит и братия его великаго государя указу противится не смели и колокола с колокольни сымать повелели. Вечером некоторые указали снять один старинный колокол; весу, что в нём того не знали, а гласом был глух и не ярок; но за поздностью онаго не сняли. Монастырь ночью кругом запирался и всегда также и тою ночью был заперт. На утро же архимандриту звонарь донёс, что того колокола на колокольне нет, и братия не ведала, как и где он делся. Архимандрит же, услыхав об этом, повелел везде искать по келиям у братии и в погребах, и когда нигде не могли обрести (занеже ему чудотворцу отдать сего не изволися), тогда архимандрит Ларион повелел другой снять, также весу в нём не ведая и тот снять повелел и разбить и медь свезти в Москву. Когда колокол сняли, человек, чтобы разбить оный, ударил по колоколу молотом; но колокол от того удара не разшибся, но начал глас от него трои сутки день и ночь непрестанно».

Вследствие этого «архимандрит и того колокола не велел вести к Москве, а повелел сымать два другие колокола нонешняго мастерства, но сих колоколов не могли снять никоими делами». В то время, когда «архимандрит и братия, боясь указа государева, с ужасом смотрели на сии колокола; колокола же сии два братьеника вдруг сами собой с колокольни соскочили, пали и стены обломили». Безвестный колокол в это время также отыскался за монастырем в пруде. «Во время тое на монастырь в погреб лед возили и уши от того колокола видели, а потом его от воды того пруда взяли». Обо всем этом донесли Петру, который, по уверению Гаврилы Тверитинина, хотя «в монастырь приходил, плакал и прощения просил у чудотворца Сергия о своём соизволении; однако колокола два братьеника повелел вести в Москву, где оне в литьё пушечнаго дела не пошли и не испорчены, потому что медь была жестка, в дело негожа и доныне те колокола стоят на пушечном дворе целы, как и были».

Число колоколов в Москве в настоящее время далеко превышает количество трех тысяч; а сколько их всех в России – трудно исчислить. Даже отдаленная Сибирь может похвастаться изрядным количеством их. Самый большой колокол там в Тобольском соборе, весит он 1.011 пудов и 22 фунта и лит, как значится по надписи на нём, в 1738 году на Тагильском заводе, тщанием митрополита Акинфа Никитича Демидова; звук его прекрасный и вид красивый. Кроме Тагильска, в Сибири лили колокола еще в Тюмени и Енисейске, но большею частью грубой отделки, небольшие и не особенно благозвучные. Сибирские колокола преимущественно привозные и некоторые из них привезены из-заграницы. Так, в Тобольске, на Богородицкой церкви, имеется один выписанный из Голландии; надпись на нём гласит: «me fecit Jan Albert de Grave Amstelodamu Anno Domini 1719» (лит я в Амстердаме Иваном де-Граве в лето от Рождества Христова 1719-е).

Из привезенных в Сибирь колоколов в историческом отношении замечателен «Углицкий карноухий», в который били в Угличе в набат по случаю умерщвления царевича Димитрия. Борис Годунов сослал изобличиелей одушевленных в Пелым, а неодушевленнаго, с отсечением уха в Тобольск в 1595 году. Этот неумирающий ссыльный висел сперва на Спасской колокольне, потом перемещен был на соборную и, наконец, в 1837 году, по распоряжению архиепископа Антония, снят оттуда и повешен подле архиерейкаго дома при крестовой церкви, под небольшим деревянным навесом. Целью последняго перемещения было то, чтобы показать, если потребуется, эту историческую достопримечательность посетившему, в 1837 году Тобольск, наследнику престола.