Истинноверующий. Мысли о природе массовых движений - [44]

. С таких небольших групп «людей слова» начинались все национальные движения. Немецкие интеллигенты начали немецкий национализм так же, как еврейские интеллигенты положили начало сионизму. Активное стремление «человека слова» к заметному положению делает его чрезмерно чувствительным к любому унижению своей группы или своего общества (158:) (расы, нации, религии) даже тогда, когда он принадлежит к ним формально. Унижение, которому подверг Наполеон немцев, особенно пруссаков, толкнуло Фихте и немецких интеллигентов обратиться к немецким массам с призывом объединиться в одну могучую нацию, которая доминировала бы в Европе. Т. Герцль и еврейские интеллигенты не могли не прийти к сионизму из-за огромных унижений миллионов евреев в России и из-за клеветы, какой подвергались евреи в остальной континентальной Европе в конце XIX века. Национальное движение, вытеснившее из Индии англичан, в какой-то степени началось из-за унижения щуплого очкастого индийского «человека слова» Южной Африки.

108.

Нетрудно заметить, как критический «человек слова» путем постоянного высмеивания и обличения подрывает общепринятые взгляды и авторитеты и знакомит массы с идеей перемены. Труднее проследить, как эта дискредитация существующих взглядов и устоев делает возможным появление новой фанатичной веры. Весьма характерно, что воинствующий «человек слова», который «как бы замеряет глубину падения существующего порядка, чтобы показать его несостоятельность и несправедливость»[154], часто подготавливает почву не для общества свободомыслящих индивидуумов, а для коллективистского общества, где больше всего ценятся предельное единство и слепая вера. Таким образом, широкое распространение недоверия к авторитетам, неуважения к ним очень часто приводит к неожиданным результатам. Свободомыслие Ренессанса было прелюдией к новому фанатизму — Реформации и контрреформации. Французы эпохи Просвещения, развенчивавшие церковь и корону, проповедовавшие разум и терпимость, вызвали взрыв революционного и национального фанатизма, (159:) неутихающего и поныне. Маркс и его последователи, дискредитировавшие религию, национализм, страстное увлечение бизнесом, вызвали к жизни новый фанатизм — социализма, коммунизма, сталинского национализма и стремления к мировому владычеству.

Развенчивая фанатическую веру или предрассудок, мы фанатизм не вырываем с корнем. Мы только мешаем ему появляться в одном месте, и в результате он появляется в другом. Таким образом, осуждая и разрушая принятые взгляды и авторитеты, воинствующий «человек слова» бессознательно создает в разочарованных массах жажду веры, ибо большинство людей не может выносить бесплодной и бесполезной жизни, если у них нет чего-то такого, чему они могли бы быть горячо преданными, с чем они могли бы слиться. Вот почему критический «человек слова», часто вопреки самому себе, становится предтечей новой веры.

Настоящий «человек слова» сам по себе может спокойно жить без веры в абсолютное. Он ценит поиски истины не меньше самой истины. Он получает удовольствие от борьбы и столкновений мысли. Если он формулирует какую-нибудь философию или доктрину, то это больше проявление ума и упражнение в диалектике, чем программа действий и догматы веры. Правда, тщеславие часто побуждает его защищать свои умозаключения яростно и зло, но обычно обращается он при этом к разуму, а не к вере. Но фанатики и жаждущие веры массы эти умозаключения часто принимают как положения некоего священного писания и делают их первоисточником новой веры. Вот почему Иисус не был христианином, а Маркс — марксистом.

Подведем итог: воинствующий «человек слова» подготовляет почву для появления массового движения: 1) путем дискредитации общепринятых взглядов и устоев, путем уничтожения преданности им народа; 2) (160:) невольным созданием жажды веры в сердцах тех, кто не может жить без веры, так что когда появляется новая вера, то она находит незамедлительный отклик у разочарованных масс; 3) составлением доктрины и лозунгов новой веры; 4) путем подрыва убеждений «лучших людей общества» — тех, кто может жить и без веры: когда новый фанатизм появляется на горизонте, они бессильны оказать ему сопротивление — не видят смысла умирать за свои подорванные убеждения и принципы и подчиняются новому порядку без борьбы[155].

Итак, когда критический, беспокойный интеллигент сделал свое дело:

«Лучшим не хватает убежденности, Худшие полны страстной устремленности, Должно быть, какое-то откровение вот-вот появится, Должно быть, Второе Пришествие вот-вот придет»[156]. Сцена для фанатиков приготовлена.

109.

Трагическими фигурами в истории массового движения часто становятся его интеллигентные предтечи, доживающие до падения старого порядка под давлением масс.

Мнение, что массовые движения, в частности революции, рождаются из решимости масс ниспровергнуть порочную угнетающую тиранию и завоевать себе свободу действия, слова и совести, берет начало в той словесной шумихе, которую поднимают интеллигенты из числа зачинателей движения в своей стычке с существующим порядком. То обстоятельство, что поднявшееся массовое движение часто дает меньше личной свободы