Истина существует: Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников - [17]

Шрифт
Интервал

Очень важно, что это были все цвета, это я совершенно отчетливо помню. Если б мне кто-то объяснил, что цветов существует больше, это было бы очень большое огорчение. Я это не случайно вспоминаю, потому что, конечно, это залог очень многого, дальнейшей деятельности, когда я занимался делами, в которых ограниченный корпус надо исследовать. Вот это был первый ограниченный корпус, который я исследовал: шесть цветов. Ну, и про них нужно было не очень много — узнать, как будет по-немецки. Одновременно это же самое обстоятельство является необычайно просветительным в другом отношении. Выяснилось, что ребенок, который так с этой стороны интересуется немецким языком, получает отзыв, что его лучше из немецкой группы удалить, потому что у него нет способности к языкам. Что и было сделано.

ВАУ: Вас удалили за неспособность к языкам?

ААЗ: Ну, не удалили, конечно, — посоветовали моей маме зря не тратить времени. Она послушалась. Совершенно очевидно, как будет, там, was ist das, — это меня не интересовало. Anna und Marta baden, Ich fahre nach Anapa — это как-то у меня проскакивало мимо и совершенно не оставляло энтузиазма никакого. По-видимому, я очень плохо запоминал nach Anapa. Дама совершенно правильно сказала, что есть дети, которые быстро усваивают, а этот не может. Она совершенно правильно сказала: «Это не его область!» И мама моя меня забрала.

А цвета — это как-то у меня сидело… Много-много лет позже я обнаружил — мама же сохраняла какие-то детские рисунки, где, в частности, среди рисунков была эта таблица цветов по-немецки. Цвет был обозначен русским названием. Метаязыком был русский. Вот такие два обстоятельства, связанные с немецкой группой: изучение системы цветов и выгон из нее, предложение не тратить время зря. И мама моя успокоилась, что по этой линии больше не надо меня толкать. Больше меня никто не трогал.

А в 11 лет (если уж вы хотите воспоминаний, это действительно воспоминание сильное), в 11 лет — 1946 год, голодный, первый год Курбатовского, когда действительно реальные проблемы, чтобы какой-нибудь корм все-таки был. И появляются дальние родственники из Белоруссии, моего отца. Появляются в Москве по причине каких-то своих юридических проблем, которые надо решать в Москве. И они живут какое-то время у нас, в нашей маленькой комнате, я даже помню какие-то моменты такие, внешние. Пожилая пара. На уровне моих дедов. Что-то такое на керосинке готовят… И вот они, отчасти в благодарность за то, что им в Москве кров над головой был предоставлен, говорят моей маме: «Давайте пошлите своего сына на лето к нам, мы немножко его подкормим. У нас все-таки больше там еды, чем у вас». А они живут под городом Брестом, в городе Пружаны. В маленьком городе Пружаны, километрах в 40 от Бреста. Западная Белоруссия, бывшая Польша. И мама моя, посоветовавшись с отцом, соглашается. Ну, конечно, никакой возможности ей со мной ехать нет. Она может только одиннадцатилетнего мальчика отправить на поезде одного. Поезд «Москва — Брест». А там еще как-то. Там надо сойти на станции Оранчицы, 53 километра не доезжая Бреста, и каким-то способом добраться до города Пружаны.

ВАУ: Ну, каким способом? Нет, ну не может быть, чтоб вам не дали никаких инструкций!

ААЗ: Я их не помню. Я рассказываю только то, что помню на самом деле. Значит, мама моя отводит меня на вокзал. Дает мне билет. И в вагоне, уже незадолго до отхода, находит среди пассажиров женщину, которая ей кажется хорошей. Говорит: «Вот так и так, у меня мальчик, не посмотрите за ним, ему надо сойти на станции Оранчицы». Добрая тетя говорит: «Хорошо, я посмотрю». Я еду, один… Ну, 11 лет уже не такое детство. Сам совершенно доволен тем, что я еду один. Абсолютно незабываемое ощущение от города Смоленска, который я проезжаю! Он разбит точно так же, как я через несколько лет потом видел разбитый Калининград, Кенигсберг. В 1946 году Смоленск представляет собой ужасающее зрелище, даже с поезда. Разбито все. Дома фактически горелые… И вот наступает станция Оранчицы. Под вечер, часов 6 вечера.

Это я помню гораздо сильнее, чем то, что со мной было неделю назад. Июль, наверно, может быть, поздний июнь. Заходит солнце. Но самое главное не это. Самое главное — это ответ на ваш вопрос, — думаю, что происходит впечатление, от которого складывается моя карьера. Станция Оранчицы представляет собой в чистом поле такое станционное жалкенькое зданьице — ну, будка не будка, какая-то станция. Которая когда-то была даже чистенькой маленькой станцией, но в 1946 году… И самое главное. Самое главное и пронзительное, я и сейчас не без волнения это вспоминаю: слово Оранчицы написано по-польски! Огромными польскими буквами.

Сперва я вижу, как мой поезд уходит. Вот это незабываемое зрелище! Абсолютно никого. Никто не сошел. Заходит солнце — впереди, по ходу поезда. На запад он уходит. И я стою напротив здания — тоже людей никого совершенно — и написано: Orańczyce. А слева от станции — на расстоянии, ну, по памяти, метров 20, может, чуть побольше — врезавшийся в землю прямо рылом немецкий самолет! Расплющившийся. Вот так крылья торчат, вот хвост торчит. Абсолютно незабываемое зрелище. Станция Orańczyce и самолет, который в землю врезался. И никого. И я помню, что у меня ощущение некоторого счастья.


Еще от автора Мария Михайловна Бурас
Лингвисты, пришедшие с холода

В эпоху оттепели в языкознании появились совершенно фантастические и в то же время строгие идеи: математическая лингвистика, машинный перевод, семиотика. Из этого разнообразия выросла новая наука – структурная лингвистика. Вяч. Вс. Иванов, Владимир Успенский, Игорь Мельчук и другие структуралисты создавали кафедры и лаборатории, спорили о науке и стране на конференциях, кухнях и в походах, говорили правду на собраниях и подписывали коллективные письма – и стали настоящими героями своего времени. Мария Бурас сплетает из остроумных, веселых, трагических слов свидетелей и участников историю времени и науки в жанре «лингвистика.


Выше некуда!

Авторы этой книги Максим Кронгауз и Мария Бурас известны как лингвисты, журналисты и социологи. Самая знаменитая в читательских кругах книга Максима Кронгауза «Русский язык на грани нервного срыва» – о том, как болезненно, но закономерно меняется под влиянием новых обстоятельств русский язык, – выдержала несколько переизданий. Вместе с Артуром Геваргизовым Максим Кронгауз написал ещё одну книгу про русский язык, на сей раз для детей, – «С дедского на детский».Новогодняя сказка «Выше некуда!» – это сказка для современных детей, которые любят компьютер и не любят читать.


Неужели вон тот - это я

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Беседы с Ли Куан Ю. Гражданин Сингапур, или Как создают нации

Перед вами – яркий и необычный политический портрет одного из крупнейших в мире государственных деятелей, созданный Томом Плейтом после двух дней напряженных конфиденциальных бесед, которые прошли в Сингапуре в июле 2009 г. В своей книге автор пытается ответить на вопрос: кто же такой на самом деле Ли Куан Ю, знаменитый азиатский политический мыслитель, строитель новой нации, воплотивший в жизнь главные принципы азиатского менталитета? Для широкого круга читателей.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).