Истина стоит жизни - [87]

Сломленная трудностями жизни на тропическом Цейлоне, умерла жена Бейкера, оставив ему четверых детей. Исполненный печальных воспоминаний, Бейкер поручил потомство попечению родни, а сам отправился в новые странствия. Он посетил Константинополь, княжества Валахия и Молдова. Там он нашел, наконец, себе занятие по душе: возглавил строительство железной дороги Дунай — Черное море, предпринятое международной компанией. Построив дорогу, он женился на дочери одного из акционеров, венгерского помещика, — Флоренции фон Сасс и в 1860 году отправился с молодой женой в путешествие по Малой Азии, а потом в Африку, «Бродяжий дух у меня в крови, — написал он своей сестре в родной Бристоль. — Магнитная стрелка моего жизненного компаса повернулась к Центральной Африке…»

Бейкер поставил перед собой ту же цель, которой до него воодушевлялись десятки других исследователей: он решил добраться до истоков Нила, двигаясь вверх по реке. Он полагал, что эта задача, оказавшаяся непосильной для стольких путешественников, будет ему по плечу. Для такого самонадеянного предположения у Бейкера, однако, были основания: он обладал слоновьим здоровьем, верблюжьей выносливостью, несгибаемой волей и многолетним опытом жизни, работы и походов в жарких странах. В Александрии и Хартуме на его собственные средства уже готовились корабли и припасы для его экспедиции, а пока, чтобы подготовиться к путешествию по африканским дебрям, он решил поохотиться на притоках Голубого Нила и Атбары, заодно пополнив географические сведения об этом районе, не раз уже посещавшемся европейцами…

Тут-то его и настигло послание из Королевского географического общества, призывавшее его срочно отправиться вверх по Белому Нилу на поиски пропавшей экспедиции капитана Спика.

ГЛАВА X

Над дорогами Буганды вздымались облака пыли, глухо и дробно стучал копытами скот, звонко шлепали голыми подошвами люди… Это были именно дороги, а не тропы, какими довольствовались путники во всех других странах внутренней Африки. Правда, ездить на повозках и здесь пока еще никто не догадывался, но и пешего движения оказывалось достаточно, чтобы проложить широкие, в несколько ярдов, твердо утоптанные ленты, тянущиеся со всех концов к одной цели — селению на северном берегу Ньянцы, где находилась резиденция кабаки. Туда сгоняли стада коров и коз для пропитания царского двора и для раздачи придворным за верную службу, туда направлялись колонны пленников, захваченных в битвах на западных и северных границах, — пленники тоже предназначались для одаривания угодных вельмож, туда же спешили отряды вооруженных пиками солдат, которым предстояло, получив приказ кабаки, отправиться на новые войны, что велись почти беспрерывно ради захвата земель и разной добычи или просто для острастки более слабых соседних государей.

Все удивляло в этой стране. Скалистые гряды невысоких гор, снижающиеся на восток, к Ньянце, как зубья гигантского гребня, разделялись межгорными долинами с непременным болотом посередине или, где уклон круче, веселым ручейком, журчащим в заросших мимозой и папирусом берегах. Через ручьи были перекинуты мосты из толстых отесанных бревен, — роскошь, не известная ни в Уджиджи, ни в Уньямвези, ни даже в соседней Карагуэ, где всякую воду глубиной до подбородка преодолевали вброд, а глубже — вплавь или на лодке. На сотни ярдов тянулись тростниковые изгороди опрятных деревень. Хижины, построенные из тростника, отличались большими размерами, совершенными формами и невиданной в Африке тщательностью отделки: их соломенные крыши были искусно подстрижены и уложены соломинка к соломинке — не хуже, чем прическа лондонской модницы… Где-нибудь поблизости от жилья, в густой тени деревьев, виднелись круглые беседки, подобные европейским, только люди, проводившие в них за трубкой свой досуг, сидели не на скамьях, а на земле.

На полях под отвесными лучами солнца сверкали коричневато-черные спины не знающих устали земледельцев. Еще чаще, чем в Карагуэ, встречались и еще лучше были возделаны банановые рощи, где на огромных прямых стеблях со свисающими, как скатерть, до самой земли широченными, мягкими нежно-зелеными листьями висели гроздья по сотне плодов. Дикая финиковая пальма росла на склонах и у дороги, перелески на холмах и лощинах поражали необычайно высоким для Африки ростом деревьев. Насаждения кофейного дерева украшали усадьбы поселян и порой покрывали целые склоны, у дверей хижин были навалены груды кофейной вишни, и чуть не каждый из частых прохожих, коротая время в пути, жевал кофейные зерна. Травы в долинах поднимались выше человеческого роста, а на сухих склонах, среди редкой колючковатой травяной поросли, топорщились высокие кактусы и раскидистые мясистые алоэ, дающие длинные прочные нити для сшивания шкур, нанизывания украшений и множества других надобностей.

Баганда[24], по-видимому, отличались особой любовью к собакам. Возле каждой хижины грелась на солнце или играла с ребятишками какая-нибудь короткошерстая дворняжка, собаки сопровождали многих пешеходов, и даже некоторые из солдат, присланных за Спиком, вели на веревке собак, приобретенных в Карагуэ, а через ручьи и болота бережно переносили их на руках.