Истина стоит жизни - [71]
Работы на полях велись почти круглый год. Дожди здесь, на северо-западе Уньямвези, выпадали без больших перерывов с сентября по май, усиливаясь после осеннего и весеннего равноденствий. Поэтому, едва заканчивалась уборка основного урожая, начиналась обработка почвы для второй очереди посевов. Вокруг хижин зеленели грядки овощей и табака. Стада коров и коз бродили под присмотром нескольких пастухов в широкой долине Укуни, поросшей густой сочной травой.
Когда вождь или кто-нибудь с его разрешения забивал корову, в этом событии участвовала вся деревня. Резать или закалывать коров разрешалось только в особых случаях, предусмотренных магией и культовыми обрядами, когда же в священнодействии необходимости не было, животное гоняли между хижинами и каждый старался попасть дубинкой между рогами; тот, кому удавалось нанести решающий удар, получал право на премиальную порцию мяса. Козу — «корову бедняков» — забивали тоже строго определенным способом: взяв животное за рога, ему свертывали шею.
В деревне было несколько кузнецов, но им не полагалось работать внутри бома — мастерские находились в лесу.
Разыскав одну из таких кузниц, Грант пронаблюдал процесс выплавки металла и его обработки. Комочки железной руды, которой было много в окрестных песчаниковых горах, вместе с древесным углем закладывали в каменный очаг, раздуваемый кожаными мехами. В поде очага имелось небольшое круглое отверстие, по которому расплавленный металл стекал в цилиндрические формы. Отливки расковывались каменным молотом на каменной наковальне и превращались в мотыги, тесаки, щипцы, серпы, ножи и наконечники для копий и стрел.
Чтобы изготовить тонкую спираль, нужную для браслетов, кузнец, одетый в козью шкуру, с голыми мускулистыми руками, черными не от копоти, а от природы, отковывал длинный кусок проволоки. Затем он разогревал ее и, привязав концы за два кола, клещами тянул нагретую проволоку до тех пор, пока она не превращалась в тонкую нить. Оставалось только, подогрев эту нить до гибкого состояния, завить ее толстыми, мозолистыми, обожженными пальцами вокруг нескольких волосков из коровьего хвоста или одного толстого волоса, позаимствованного у жирафы…
На ткацком станке работали только мужчины, они же сшивали куски ткани, когда в этом была необходимость. Женщины шитьем не занимались, да, впрочем, при здешних модах оно и не требовалось. Зато женщины знали другое тонкое ремесло: из травы и соломы они умели плести такие плотные сосуды — миски, кубки, чашки всевозможной формы, что в них можно было наливать любую жидкость. Сосуды для варки пищи изготовлялись из глины; они были шаровидной формы, отверстие же в них делалось не круглым, а продолговатым, как лоскут арбузной корки. Пищу варили с солью, которую выпаривали не из золы растений, как в некоторых соседних странах, а из почвы.
Грант особенно любил наблюдать за детьми в этой мирной деревне. Он с теплым чувством замечал, что игры детей здесь очень похожи на те, в которые и он играл в своей родной Шотландии. Вот мальчики прыгают через палку: кто выше! Вот они стреляют из маленьких самодельных луков, а вот мастерят игрушечные ружья из стеблей тростника, подражают выстрелу криком «бу!» и подбрасывают в воздух пригоршни пыли, более чем успешно заменяющей дымок…
Но и в поведении взрослых было много знакомого по Европе. Как-то среди дня на центральной площади бома заиграли барабаны и дудки, танцоры исполнили несколько танцев, а затем музыка утихла и на площади собрались старейшины села. Вождь и его сановники сидели на табуретках, остальные на голой земле. Перед Укулимой лежал большой слоновый бивень, символизирующий повестку дня собрания: о войне! Вокруг старейшин теснились рядовые жители деревни. Мужчины переговаривались вполголоса, шутили и посмеивались, женщины были необычно робки и внимательны.
Речь вождя заняла около часа. Временами он останавливался, чтобы подумать, и присутствующие хранили почтительное молчание. Иногда вождь шутил, собравшиеся встречали его остроумие дружным смехом.
Но вот Укулима закончил речь, и началось обсуждение. Военачальник говорил громким голосом с грозной интонацией, его выражения были резки, и после каждой отрывистой фразы раздавались громкие рукоплескания. Потом выступили, прямо с места, два представителя от рядовых жителей деревни, толпа поддерживала их горячими возгласами одобрения. Все были единодушны. Вождь объявил решение: наглым притязаниям соседей на земли Укуни будет дан отпор…
А через два дня снова собрался совет старейшин с участием всех поселян. Бивень слона лежал на старом месте. Но теперь на собрании присутствовал посол племени, затеявшего ссору. Устрашившись дружного отпора жителей Укупи, соседи отказывались от своих претензий. Посол поднял с земли слоновый бивень и подал его Укулиме. Толпа рукоплескала. Заиграла музыка, и лучшие плясуны деревни вышли в круг…
Так закончился военный конфликт. «А ведь наши государственные мужи могли бы кое-чему поучиться у этих вождей», — подумал капитан Грант.
Пляски ватуси были не похожи на обычные у африканцев ритмические танцы, исполняемые группами, порой в несколько десятков человек. В Укуни танцевали иначе. В круг, образованный зрителями, выходили один или двое. Под звуки барабанов, рожков и свирелей танцор несколько раз проходил по кругу фигурным шагом, потом выходил на середину и начинал выделывать различные колена — и вприпрыжку и вприсядку, и кружась на месте, а затем, вновь пройдясь по кругу, останавливался возле какой-нибудь красавицы и жестами вызывал ее в круг. Найдя себе смену, танцор становился в толпу зрителей. Девушка могла таким же способом вызвать в круг свою подругу или кого-нибудь из парней, и так продолжалось, пока была охота у танцоров плясать, у музыкантов играть, а у зрителей смотреть.
