Истина стоит жизни - [38]

С этой мыслью Спик, объятый жаждой мести проклятому зверьку, принялся совать себе в ухо лезвие перочинного ножа, стремясь поразить злодея. В конце концов это ему удалось, и после нескольких тычков в спину жук прекратил свою возню. Но и ухо, как Спик только теперь заметил, жестоко пострадало. На другой день вокруг ушной раковины образовалась огромная опухоль и шея покрылась нарывами, которые потом мучили Спика еще несколько месяцев. Однако Спик и тут находил, что нет худа без добра: раздражение нервной системы помогло ему, как он утверждал, избавиться от воспаления глаз, ибо с этой ночи он снова стал нормально видеть.

Касенге, расположенный в двух часах плавания к юго-западу от Кивиры, издалека казался совсем маленьким комочком суши, случайно оторвавшимся от материка. Леса на нем не было, лишь несколько пальм росло вокруг небольшой деревушки, и по всему невысокому островку, похожему на выступающую из воды спину бегемота, зеленели хорошо возделанные поля.

Шейх Хамед бин Сулейим, празднично приодетый, с шелковистой, старательно расчесанной бородой, почти такой же широкой, как у самого Спика, только черной, а не каштановой, стоял на пологом песчаном берегу в окружении своей челяди и большой толпы местных жителей. Он сердечно приветствовал прибывших, взял Спика под руку и повел его к своему дому, по пути расспрашивая о здоровье членов экспедиции и ее делах. Понимая с пятого на десятое, Спик отвечал односложно знакомыми ему арабскими словами.

Дом шейха Хамеда был таким же, как дома арабов в Уньямвези: обмазанный глиной, в несколько комнат, с просторной террасой, на которой хозяин принимал посетителей — преимущественно вождей и их посланцев, часами обсуждая с ними местные сенсации или договариваясь о торговых сделках.

— Здесь все в вашем распоряжении! — шейх указал широким жестом на свои хоромы и поклонился. — К несчастью, меня поздно предупредили о вашем приезде, и я не успел приготовить мой второй дом, где бы вас ничто не стесняло. Но этот дом будет готов для вас через день или два.

Спику не терпелось поскорее приступить к деловым переговорам, но предупредительный хозяин первый заговорил о своей дахабии, Сейчас судно находится на восточном берегу, но скоро оно должно вернуться, и тогда Спик сможет им воспользоваться. Правда, добавил шейх, возможны трудности в наборе команды: туземцы не обучены плаванию под парусами, а его собственные люди нужны ему до последнего человека, так как он должен отправиться в дальний поход на запад: вождь племени варува приготовил для него большую партию слоновых бивней. Но если Спик проявит терпение, то ему, может быть, удастся завербовать кое-кого из матросов, состоящих у шейха на временной службе: они хотя и торопятся домой, на озеро Укереве, но за хорошую плату, пожалуй, согласились бы задержаться.

При упоминании об Укереве, огромном озере, лежащем к северу от Уньямвези, у Спика снова шевельнулось сожаление, что экспедиция не направилась к нему. Но теперь Укереве было далеко, и задача состояла в том, чтобы как можно подробнее изучить Танганьику.

Шейх Хамед охотно рассказывал Спику об озере. По его словам, ему приходилось плавать по всему озеру вдоль и поперек. Южный конец дальше отсюда и значительно шире, чем северный. Озеро очень глубоко: посередине нет ни одного острова, ни единой мели. Но вблизи берега встречается немало островов, и все они отделены от суши лишь узкими проливами. На юге в озеро впадает большая река, на севере же — этот пункт представлял для Спика наибольший интерес — на севере, сказал шейх Хамед, он видел большую реку, которая называется Рузизи. Эта река больше самой Малагарази и не впадает в озеро, а вытекает из него. Шейх не осмелился войти в русло, потому что жители берегов Рузизи настроены против чужеземцев; однако он подплывал настолько близко, что мог явственно ощущать течение воды из озера в реку…

Это сообщение взволновало Спика. Оно совпадало с тем, что говорил Каннина: из озера Танганьика на север течет большая река. Возможно, это и есть таинственный исток Нила, о котором географы на протяжении веков строили множество догадок. Еще ни один представитель цивилизованного мира не решился проникнуть в самое сердце Африки, чтобы раз и навсегда установить истину. Быть может, они, он и Бертон, стоят на пороге великого открытия!

Но какой-то неясный протест в сознании Спика затормаживал развитие мысли. Что это было? Интуиция географа, не допускающая, чтобы озеро, лежащее во впадине и со всех сторон окруженное горами, имело сток куда-то наружу? Или, может быть, не научный резон, а вовсе иные инстинкты сковывали воображение Спика?

Он и Бертон… Нет, даже Бертон и он, потому что Бертон глава экспедиции, он же всего лишь его помощник! Во всяком случае так считалось официально. А в действительности?.. Сколько раз, когда Бертон терялся перед трудностями, как барышня из благородного пансиона… или когда он валялся в припадках малярии, Спику приходилось самому принимать решения, сколько раз он спасал экспедицию, ликвидируя конфликты с носильщиками, охранниками, местными вождями… Вся топографическая работа лежала на нем: если бы не он, этот белоручка Бертон не сумел бы, наверное, даже нанести на карту маршрут экспедиции… Что он знает, что умеет вообще, этот хмурый гордец, кичащийся своей ученостью? Чему он, собственно, учен? Мнит себя этнографом и лингвистом!.. Положим, арабский язык он знает, но ни с одним африканцем, точно так же как и Спик, он не может объясниться без переводчика! В Африке нужна не ученость, а железное здоровье и твердая рука. А его непрерывные болезни, вечная осторожность, очень похожая на трусость, его нераспорядительность стоили экспедиции уже стольких потерянных дней и понапрасну растраченных усилий…