Истина стоит жизни - [10]

Это было у капитана Бертона самое уязвимое место, и никто не знал его лучше, чем Спик.

Почему же тогда, направляясь во внутреннюю Африку, Бертон избрал своим помощником именно Спика? На это было несколько причин. Спик был опытный следопыт, немало странствовавший по Индии во время своей службы в войсках Ост-Индской компании; он умел обращаться с секстантом, барометром, высотным термометром, буссолью, был хорошим зоологом и стрелком. Но не в этом заключалось главное. Дух соперничества, может быть не до конца осознанного, — вот что определяло отношения между этими двумя людьми. Там, в Бербере, Бертон был главой экспедиции, но героем его оказался Спик. В путешествии к африканским озерам Бертон должен взять реванш!.. А кроме того, чувствуя в глубине души свою вину перед Спиком за его ранения и потери на полуострове Сомали, Бертон считал своим джентльменским долгом взять его в экспедицию, которая обещала участникам громкую славу и быструю карьеру. Бертон надеялся, что Спик оценит его благородство и со своей стороны окажется джентльменом. Сегодняшнее напоминание о Бербере показало ему, что он ошибся…

Утром Бертону стало лучше. К полудню угрозами и посулами удалось поднять караван, и снова вытянулась по извилистой тропе на сотни ярдов цепочка людей и животных, нагруженных разной кладью, и два англичанина ехали на ослах — один в голове, а другой в хвосте каравана. Их вполне устраивал такой порядок следования, при котором они встречались только на стоянках…

* * *

Дорога шла по вязкому краснозему. Превращенный дождем в клейкую массу, он налипал на ногах огромными комьями. Поля перемежались с густыми кустарниковыми джунглями, через которые тропа пробивалась под сводом спутанных ветвей, как по настоящей галерее, тесной и низкой. Носильщикам местами приходилось нагибаться, а о езде верхом нечего было и думать. Однако кое-где джунгли переходили в настоящий лес. В полный рост высилось знаменитое мсандаруси, или копаловое дерево, смола которого, добытая из земли, так высоко ценится на побережье и у странствующих купцов; попадалось множество ям глубиной в два-три фута и около фута в диаметре, вырытых добытчиками копала.

В полдень караван достиг «самой опасной» деревни «жестоких» вазарамо. Это была, собственно говоря, не деревня, а группа селений, одноименная, как обычно в Восточной Африке, с названием живущего здесь племени. Никакого нападения не последовало, и самую большую опасность, которой подвергались путешественники, олицетворяли собой, пожалуй, местные молодухи, во множестве высыпавшие из хижин. Они бесцеремонно разглядывали европейцев, дивились белизне их кожи, странной одежде и громогласно обменивались озорными замечаниями на тему о том, чего бы стоили эти препотешные вазунгу в качестве мужей…

Через несколько дней караван достиг Зунгомеро. У этого крупного скопления деревень сходились тропы от различных пунктов побережья, а дальше, пересекая с юго-востока на северо-запад горы Усагара, тянулась одна торная дорога. Здесь экспедиция с ликованием была встречена группой носильщиков, посланных вперед за неделю до общего выступления. Против всех ожиданий она прибыла в полном составе; в целости и сохранности находился и доставленный ею груз. Между тем в основном караване за месяц пути — вместо двух недель, затрачиваемых обычными караванами, — дезертировало двое охранников, шестеро носильщиков, погибло или отстало семь ослов, было потеряно несколько ружей. Израсходованной оказалась почти треть запасов фаянсовых бус, несмотря на сравнительную дешевизну съестных припасов у вазарамо: за связку цветных бус, длиной в один локоть, — в Занзибаре они продавались по талеру за 5–6 английских фунтов — можно было купить козу или большую корзину зерна…

* * *

В начале августа 1857 года, после более чем двухнедельной стоянки, экспедиция покинула опостылевшую всем болотистую равнину Зунгомеро и выступила в поход через горы Усагара.

«Как отрадно после промозглой сырости и гнилостных миазмов вдыхать целебный горный воздух», — думал Бертон, наслаждаясь ощущением здоровья, которое впервые за много недель разливалось по его мускулистому телу. «Вот здесь-то и надо на первое время оседать англичанам, когда они станут приезжать в Восточную Африку. Постепенно привыкнут к климату, а потом пусть селятся на побережье… Впрочем, со временем и внутри страны, возможно, возникнут европейские поселения. На этих плодородных землях превосходно будут расти тропические культуры, и торговлю с туземцами можно будет взять в свои руки…»

Бертон был достаточно сведущ в вопросах имперской экономики, и хотя сам он никогда не смог бы заняться никаким торгашеским делом, помыслы о выгодах своей нации были ему не чужды. Он никогда не чувствовал себя баловнем своего отечества, но тем не менее был готов служить его экономическим интересам и вполне сознавал, какое значение для них имели его исследования. Спик же, напротив, был пока еще не склонен вникать в коммерческую подоплеку той работы, которую вели исследователи-англичане на чужих материках. Романтика, слава, героизм еще существовали для Спика в их чистом виде.