Истина стоит жизни - [11]

Поступив семнадцати лет на военную службу, Спик нашел в жаркой Индии обетованный край для совершения подвигов, о которых мечтал с детства. Он скитался по Гималаям, охотился, собирал зоологические коллекции, но при всем том не забывал и о своих воинских обязанностях. Недаром к тридцати годам он был уже капитаном, наравне с тридцатисемилетним Бертоном, хотя последний когда-то обучался в Оксфорде, а Спик не переступал порога колледжа. Отправившись с Бертоном в африканскую экспедицию, Спик, помимо обычных мотивов, побуждающих честолюбивых молодых людей пускаться в рискованные предприятия, имел еще особую цель: он рассчитывал всерьез заняться охотой, изготовить чучела не виданных еще в Европе африканских зверей и создать в отчем доме в Соммерсетшире, близ тихого древнего городка Ильминстера, собственный зоологический музей…

Бертон шел пешком — его осла вел на поводу повеселевший Мабруки — по некрутому подъему вдоль мирно журчащего прозрачного ручья, в крупной разноцветной гальке которого ослепительными переливающимися бликами играло огромное и яркое, но не такое знойное, как на равнине, тропическое солнце. Чистое голубое небо, по которому лишь изредка пробегали небольшие серебристые облака, живописно оттеняло отдаленные и близкие холмы и гребни, покрытые негустой растительностью. На склонах разной крутизны росли стройные деревья, обвитые тонкими лианами и причудливыми, в ярких цветках, ползучими растениями. На высоте с подветренной стороны хребтов, где появлялись признаки сухости, на бурой, усеянной валунами земле росли лишь мясистые кактусы, молочаи, колючая акация и мимоза. Но вездесущий тамаринд украшал своим стройным стволом и нежной перистой листвой склоны Усагары точно так же, как террасы реки Кингани и холмистую Мриму, и громоздкому баобабу или тыквенному дереву с его похожими на пузатые бутылки плодами тоже как будто не было никакого дела до переменившихся условий — он рос и тут, как на всем пути от побережья; только в местах, где сильные ветры почти непрерывно утюжили высокие незащищенные плато, баобаб неуклюже прижимался к земле и стелился подобно своей недревесной родне — диким тыквам, дыням, огурцам и арбузам, которые в широких межгорных долинах Усагары встречались во множестве разновидностей.

Перевалив через невысокий гребень, караван вступил в просторную, слегка всхолмленную котловину. Голубой край широко расступившегося небосвода был причудливо изрезан, как будто зубчатые стены и башни сказочных замков сторожили заключенное между ними царство света и красоты. Средь высокой травы поодаль друг от друга стояли поодиночке и группами зонтичные акации, тамаринды, баобабы, пальмира, вечнозеленые тутовые деревья с темной листвой… Опаленная солнцем трава побурела, а местами чернели пожоги: васагара выжигали саванну, чтобы дать подрасти молодой травке, годной на корм скоту, или очистить площадь для своих полей, или же — таково местное поверье — чтобы призвать благодатную дождевую влагу.

Невдалеке от дороги оживленная толпа полунагих васагара, как видно, готовилась поджечь участок саванны — люди бегали в траве, кричали, на что то показывали… По другую сторону тропы, вблизи окраинных холмов, резвились зебры и антилопы: вот они подбежали поближе и остановились поглазеть на длинную вереницу носильщиков, вот пошли обратно, лениво ступая и подозрительно оглядываясь, вот остановились на мгновение, взглянули напоследок, чтобы еще раз полюбоваться диковинным зрелищем, и вдруг, словно испугавшись какого-то порождения своей собственной фантазии, пустились наутек, высоко подбрасывая копытами…

Но что это?.. Даже Спик с его железными нервами невольно вздрогнул и отвернулся со смешанным чувством ужаса и отвращения. Огромный распухший черный труп лежал у самой дороги. Лицо мертвеца было изуродовано нарывами, превратившимися в сплошную размякшую язву.

— Оспа! — испуганно прошептал шейх Саид, обходя стороной роковое место. — Караваны из Уньямвези часто приносят с собой эту страшную заразу, против которой никто не знает средства.

Тропа круто свернула на север, в долину реки Мьомбо, и шла теперь среди густого камыша, буйно разросшихся джунглей и сырого леса с обилием поваленных и гниющих стволов… Не удалился авангард и трех десятков ярдов от поворота, как Спик заметил в придорожных кустах еще четыре разлагающихся трупа, а в стороне белел человеческий скелет, уже обглоданный муравьями…

Страшная весть передавалась по цепи от одного носильщика к другому, и каждый подумал про себя, что, может быть, теперь и его настигнет черная смерть…

Несмотря на шумные протесты белуджей и приглушенный ропот носильщиков, лагерь в этот вечер разбили на диком месте: пользование краалем, где останавливались встречные караваны, означало почти верное заражение. Правда, сами англичане чувствовали себя в относительной безопасности. Спик в детстве перенес оспу, в память о чем на его лице осталось несколько щербинок, нисколько, впрочем, его не безобразящих; Бертон же, разумеется, сделал себе прививку…

Наутро двинулись невыспавшимися и хмурыми. У двух носильщиков уже обнаружились первые симптомы оспы — жар, слабость, головная боль… Их разгрузили и отпустили на все четыре стороны, предоставив своей судьбе. Может быть, через неделю-другую и их беспризорные трупы будет обходить с суеверным ужасом какой-нибудь караван… Поздно вечером достигли брода через Мьомбо, ослабевшие и раздраженные. Не рискуя лезть в холодную воду, Бертон и Спик переправились через реку на плечах у носильщиков. Сразу же после переправы, забыв о всякой предосторожности, утомленные путешественники заняли недавно покинутый кем-то крааль, где в неостывшей золе еще тлели угли… Погонщики поленились разгрузить ослов при переправе, и ценнейшие продукты — соль, сахар, сушеные фрукты — превратились в слипшиеся грязные комья… На другой день Спика свалила с ног малярия, которая свирепствовала во влажной долине — 'Чомбо. Казалось, после короткой передышки все несчастья снова обрушились на злополучную экспедицию.