Испытательный пробег - [202]

Педагогическая деятельность ему нравилась. Но когда умер отец Петр Платонович, к Лихачеву пошла делегация из гаража просить назначить молодого Кузяева на отцовское место. «Они там мою кандидатуру обсудили по-шоферски и решили промеж себя, что я им вполне подхожу».

Лихачев выслушал делегатов, походил по кабинету, посокрушался: «Ты смотри, мать честная, Степка вырос! Вчера ж еще мальцом был». Подумал: гараж — дело нешуточное и дал добро. Стал Степан Петрович командовать гаражом.

Работы было много. И ездить самому приходилось досыта. Из машины выходил, ноги не держали. Он любил за рулем.

Из гаража перешел в помощники директора по транспорту, стал начальником цеха. Помнится, в сорок втором, зимой, немцы к Волге рвутся, заскочил он к себе в кабинет взять бумаги и ехать в наркомат, вошла к нему секретарша.

— Степан Петрович, вас тут женщина дожидается, говорит, она Яковлева, Аглая Федоровна… Из Подмосковья приехала.

— Не знаю… — вынул из стола папку с документами. Яковлева? Нет, не помнит! — Скажи ей, Галочка, что некогда… Никак сегодня не получится. Отмени все.

Выскочил из кабинета, мельком увидел аккуратную старушку, похожую на кузнечика, с острыми локотками под вязаным платком с кистями, понял, что это и есть Аглая Федоровна, незнакомая совершенно, приложил папку к груди.

— Извините, мамаша. Лечу. В Кремль вызывают… Ради бога, простите.

Кремль ввернул для солидности. При чем тут Кремль? Пошутил. Шутка на скорую руку. И забыл. А через месяц в самолете — летел «Дугласом» на Урал, — раскрыл газету и прочитал, что гражданка Яковлева Аглая Федоровна передает в Фонд обороны большие деньги и ценности, доставшиеся ей от покойного супруга Яковлева Афанасия Ильича.

Он ее по имени вспомнил. Это она приходила! А потом всплыло в памяти имя ее мужа, отец рассказывал, служил с ним на флотах такой Яковлев Афанасий. Афоня.

Вернулся в Москву, поинтересовался у секретарши:

— Аглая, старушка, помнишь? Адрес она свой не оставляла случаем? Узнай через адресный стол.

Игорь спокойно ест азу. Мало ли на свете Яковлевых! Сюжет проходит мимо. Мимо него.

— Узнали? — встрепенулся я.

— Сообщили, что уехала в эвакуацию. Эвакуировалась. А куда, разве узнаешь, да и дела навалились, в тысячу девятьсот сорок пятом году, сразу по окончании войны, начали осваивать новый тогда мотор ЗИС-150. Не хватало опытных рабочих и мастеров: не все с фронта вернулись. Плохо складывалось со снабжением, с оборудованием, задача же стояла во что бы то ни стало наладить серийное производство нового мотора, не снижая выпуска старого, и считалось, что моторный кузяевский цех — самый ответственный, как вдруг осенью, в серый дождливый денек, Лихачев вызывает Степана Петровича к себе, говорит простуженным голосом:

— Степа, — он его всегда Степой называл, — выручай! Погода вишь какая?

— Вижу, — сказал Степан Петрович, не подозревая, к чему клонит директор. — Дождит…

— Вот и хорошо, что видишь. Значит, так: не уберем урожай в подсобном нашем хозяйстве, будем сидеть без картохи и придется нам столовые в темпе закрывать.

— Тяжело придется.

— Помогай.

— Иван Алексеевич, да вы ж сами говорили, разве не помните: освоение нового мотора — на сегодняшний день самое главное звено!

— Говорил, — подтвердил Лихачев. — Говорил и сейчас так говорю. Но сначала уберешь урожай, потом займешься мотором, другого выхода нет. Не вижу, Степа.

— А я вижу! Найдите кого другого! — Обидно стало. Молодой был, горячий. Зачем от мотора отрывают! — Не поеду, — сказал твердо. — Нет у меня на это времени. Я не по картошке, по моторам специалист. Так вот, товарищ директор!

— Видали, — Лихачев поднялся из-за стола и даже как-то просветлел лицом, — видали специалиста! По моторам… Не поедет! Да что я, по прихоти по своей тебя туда посылаю? Поедешь, Степа! Нельзя иначе! Я сам не хуже твоего понимаю, как нам новый мотор нужен, но ведь машины мы не для машин, для людей делаем. И люди стоят у станков, а не куклы деревянные… Стеклянные, оловянные… Иди!

На следующий день чуть свет Кузяев отправился в подсобное хозяйство. Лил дождь, холодина стояла промозглая. Через двое суток по партийной мобилизации прибыли к нему семьсот рабочих. Заняли под жилье все жилые и нежилые постройки, овины в ход пошли, сараи. Разобрались по бригадам, как по взводам на фронте, начали уборку. И когда было трудно или вдруг леденело в груди от мысли, как там с мотором, и хотелось немедленно вернуться на завод, он вспоминал слова Ивана Алексеевича: «Машины мы для людей делаем». Золотые, между прочим, слова, и пусть они будут эпиграфом ко всем спорам.

— Директор Лихачев был прекрасным психологом — это факт бесспорный, и другого мнения тут быть не может, — вспоминал Степан Петрович. — Ехать в деревню на уборку картофеля он меня сравнительно легко уговорил, а вот как он из меня сделал строителя — это история внешне более драматическая, заслуживает внимания. Тысяча и одна ночь прямо-таки!

В конце сорок седьмого нежданно-негаданно помощник Лихачева Николай Савватеевич Баранов предложил Кузяеву возглавить на заводе жилищное строительство, и, само собой разумеется, Степан Петрович начал отбрыкиваться, сердился, прижимал руки к груди, говорил: «Я автомобилист…» А Николай Савватеевич наступал, настаивал, рисуя масштабы строительных работ и ту страшную неразбериху, форменную вакханалию, которая может возникнуть очень даже запросто, если дело возглавит неспособный человек. «Я автомобилист!» — последний раз напомнил Степан Петрович и, хлопнув дверью, пошел к Лихачеву.