Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность. - [186]

На следующий день я сшила из простынь шторы и укрепила на кухонном окне; теперь в любое время, спокойно, не рискуя быть уличенной, я могла предаваться своим исследованиям. Дело в том, что у меня тогда было чувство, будто за мной следят из окна дома напротив. Окно это находилось на шестом этаже, и прямо за ним висела ослепительно яркая лампа. Я решила при первой же возможности попросить на время у сестрина мужа, заядлого охотника, охотничий бинокль.

Что же касается трех медных трубочек в плите, то для начала я продемонстрировала их Анне Б. и Сабине О., которые заглянули ко мне в тот день кое-что обсудить. На них это произвело сильное впечатление. Обе они, так же как и я, в жизни не заглядывали прежде под крышку газовой плиты. А вот Мартин Г., химик, которому я не преминула продемонстрировать развороченную плиту, лучше разбирался в подобных вещах. Он рассмеялся коротким, отрывистым смехом и даже не дал себе труда скрыть полное неверие в обыски, якобы имевшие место в моей квартире сначала через продолжительные, а теперь через все более короткие промежутки времени.

Впрочем, его позиция не заставила меня отказаться от дальнейших изысканий. Более того, я вплотную занялась тогда шарнирами кухонных шкафов. Мне почудилось, будто они вдруг увеличились в размерах и изменились по форме. Я разобрала их и взвесила на руке отдельные винты. Те, что полегче, я вообще не удостоила вниманием. Те, что потяжелее, старательно разглядывала в лупу, однако ничего подозрительного не обнаружила. Подозрительным был только их вес.

Вслед за шарнирами кухонных шкафов очередь дошла до шурупов письменного стола. Затем я исследовала, теперь уже намного внимательнее, пишущую машинку, холодильник вместе с морозилкой, откуда доносилось порой никогда прежде не слыханное подозрительное щелканье, словно что-то где-то включалось и выключалось, а через несколько недель, в течение которых я то и дело врывалась в кухню, чтоб установить, откуда точно доносится звук, щелканье само собой прекратилось.

Как и в случае с газовой плитой, светильниками и розетками, ковыряясь в пишущей машинке, холодильнике и кухонных шкафах, я, естественно, была не в состоянии определить, где самые обычные ручки, винты, выключатели, а где нет. И хотя я стеснялась просить продавца или продавщицу снять ради меня верхнюю крышку газовой плиты и продемонстрировать внутреннее ее устройство, мне ничего не стоило в каком-нибудь крупном магазине попросить показать модель именно моей пишущей машинки, холодильника или кухонных шкафов. Проверяя при этом шарниры, выключатели, ручки, я убеждалась, что в общем-то они такие же, как шарниры, выключатели, ручки на сходных предметах у меня в квартире. Но от поисков «клопа» я все равно не отказалась.

Повинуясь внезапному озарению, я принялась внимательно изучать металлические замки и большие кнопки на сумках. Однако, сколь бы дотошно я их ни рассматривала, внешний вид говорил мне весьма мало. Из соображений безопасности я приобрела дешевую плетеную сумку и некоторое время выходила из дому только с ней. Повинуясь тому же внезапному озарению, я изучила все молнии на брюках. И из соображений безопасности вшила в одни брюки новую молнию. И некоторое время носила только их, ведь в них-то уж наверняка не было микрофона направленного действия. У многих туфель я поотрывала набойки с каблуков. При этом выяснилось, что каблуки, как правило, внутри полые. У хозяйки обувного магазина, куда я принесла туфли, чтобы снова сделать набойки, я поинтересовалась, обязательно ли каблуки должны быть полыми. И хотя она ответила утвердительно, я, опять же из соображений безопасности, купила себе новые туфли, которые и носила некоторое время не снимая, — по крайней мере можно быть уверенной, что хотя бы разговоры, которые я веду вне стен собственной квартиры, не становятся достоянием чужих людей.

Сама того не ведая, я, по сути, вела себя как настоящий государственный преступник, по меньшей мере как человек, которому есть что скрывать. А в общем все мои мелкие уловки преследовали одну-единственную цель: не допустить, чтобы состоящие на особой государственной службе дамы и господа, которым ради безопасности нашего правового государства вменено в обязанность проводить регулярные обыски в моей квартире, надзирать за моей скромной особой, возможно, подслушивать мои разговоры, в том числе телефонные, догадались, что я в курсе их мероприятий.

Поэтому, разговаривая по телефону, я прибегала ко всякого рода туманным намекам, которые, должно быть, навлекали на меня еще большие подозрения. Поэтому, когда разговор у меня в доме заходил об обысках и о слежке за моей скромной особой — а я делала все, чтобы рано или поздно об этом зашел разговор, пусть даже со временем это стало наводить на гостей скуку, ведь события даже не собирались доходить до какой-нибудь драматической кульминации, скажем до официальной санкции на обыск или хотя бы временного моего ареста, все ограничивалось подозрительными щелчками на кухне за холодильником, двумя маленькими отверстиями в морозилке, смещением листа бумаги на два-три сантиметра, смещением острия шариковой ручки на длину одного слова, неоднократным выключением в мое отсутствие лампы на письменном столе, — так вот, когда разговор заходил об обысках и о слежке за моей скромной особой, я сообщала гостям о существенных, на мой взгляд, новых наблюдениях шепотом, на ухо, да еще под грохот музыки. Порой я вообще отказывалась обсуждать эту тему вслух. На листке бумаги быстро царапала все, что считала представляющим интерес, давала собеседникам прочитать записку, а затем выбрасывала ее в унитаз — я ведь не была уверена, что они не обыскивают мусорный бак, — при этом я, энергично жестикулируя, указывала на определенные предметы, в которых или на которых предполагала наличие микрофона, или на определенные стены, под штукатуркой которых, возможно, спрятана проводка. Иногда я обводила всю квартиру одним широким жестом, а потом пожимала плечами.