Исправленное издание. Приложение к роману «Harmonia cælestis» - [112]

Имена, даты, все очень скрупулезно.

Некоторые моменты позволяют предположить, что противник изучал личность негласного сотрудника, перспективы его использования и что этот процесс может иметь продолжение.

Неделю спустя о том же, но более подробно. В устной беседе «Чанади» вновь подчеркивает, что при разговорах с ним его партнеры избегали политических тем. (…) С их стороны ни в одном случае он не наблюдал каких бы то ни было намеков и замечаний, которые можно было бы связать с намерением привлечь его на свою сторону. (…) Контакты с Г. и М. с нашей стороны могут рассматриваться как перспективные, связи с Ш. могут вызвать ненужные толки, с остальными — необоснованны.

Я листаю страницы. Вот и последний документ досье. С особым чувством ощупываю его, и, как положено в детективе, — неожиданный поворот: В ходе беседы Чанади сообщил о своем решении в ближайшее время уйти на пенсию, что связано, в первую очередь, с состоянием его жены, лежачей, неизлечимо больной. (Болезнь жены может затянуться на годы.) Негласный сотрудник дал нам понять: он хотел бы, чтобы уход на пенсию коснулся и наших с ним отношений. Я так и слышу его интонации ироничного английского джентльмена, умеющего сохранять дистанцию. Предварительно мы договорились о том, что после принятия им окончательного решения и оформления пенсии по месту работы он подробно изложит свои обстоятельства, а затем вместе с ним и моим руководством мы обсудим дальнейшие действия.

Мероприятия: Навести справки по линии службы госбезопасности ГДР относительно М. Р. На следующей встрече с «Чанади» просить его подробнее охарактеризовать Э. А., чтобы решить вопрос, стоит ли и возможно ли взять его в разработку. — Капитан Шандор Прокаи.

Это последнее его донесение в досье, добропорядочная комсомольская характеристика: Он, как и его жена, глубоко религиозен, к браку относится очень серьезно, в то же время инициативен, готов взяться за любое дело. Целеустремлен, обладает хорошими организаторскими способностями. Ко мне, насколько могу судить, он относится с уважением, с большим интересом слушал, что я рассказывал ему о довоенной Венгрии напоследок он еще раз предает вся и всех <Просто блестяще, поразительно или, может быть, тривиально: именно в этот момент раздался телефонный звонок. Сегодня 24 марта, завтра день рождения моего отца. Именно в связи с этим звонила моя «гениальная тетушка» И. и растроганно живописала достоинства усопшего виновника торжества. Но в жопу подробности, как говорится в одном анекдоте. Спросила она и о том, над чем я работаю. Я промямлил что-то невразумительное. Ей тоже придется предварительно позвонить. Или навестить. Она сильная женщина, сильная и глубоко верующая, она выдержит. Завтра, в связи с «Гармонией», у меня будет еще одна встреча с читателями в Татабане. В определенном смысле последняя. В последний раз мой отец предстанет перед читателями тем человеком, каким я всегда хотел его видеть. Упомяну я и о дне его рождения. Все будут тронуты, в том числе и я. — И., кстати, добавила: Каким великим был твой отец, я узнала благодаря тебе, щенок. Я промолчал. Она спросила, как у нас обстоят дела. Все нормально, ответил я, только побаливает бедро.>, поскольку, будучи на десять лет моложе меня, он почти ничего не знает о тех временах.

Будапешт, 12 марта 1979 г. Чанади

Вот и все. В деле есть еще именной указатель и последняя запись, датированная 29 марта 1980 года: В архив. Капитан Прокаи, МВД III/II-5/В [Главное управление контрразведки, оперативные мероприятия за рубежом]. Сегодня 13 июня 2000 года, 11.59. Я дочитал своего отца.

Я гляжу на четыре папки, мне почему-то не хочется уходить, хотя делать здесь больше нечего. Куда мне идти? <Пока я занимался этой работой, она меня защищала. Теперь буду беззащитен, как оно и положено.> Я выписываю для себя имена, быть может, я вычеркну их из текста, но пусть они сохранятся.

Мы, люди, которых он предавал и которых не предавал, не можем простить моего отца, потому что он не открыл нам свои деяния, не раскаялся, не выразил сожаления о том, что темная сторона души его одержала над ним победу. Поэтому можно его жалеть, можно ненавидеть, а можно и вовсе не думать о нем. Его будут оплевывать или попросту чихать на него — такова судьба моего отца.

Но, помимо всех перечисленных (и мною приемлемых) возможностей, я еще и люблю его — мужчину, первородным сыном которого являюсь, с. [с.] <с.> <Как хотелось бы мне все спасти, оправдать отца, да чего же вы от него хотите, да оставьте, оставьте же вы его, искупил отец свой грех, прошлый и грядущий[108]… Короткая пауза, утирание слез, поиски равновесия, выдержка.>

Мой отец — поистине непереводимая игра слов. Сколько раз за последние десять лет я писал это прекрасное словосочетание! И всякий раз оно звучало как некое тайное признание в сыновней любви. В этом его качестве — в том, что связано со мною, — я зафиксировал его на бумаге (по всей вероятности) последний раз в своей жизни. Последующие десятилетия будут другими. «Куда, кому, зачем?»

Жара несусветная. Я закрываю и открываю папки, пытаюсь запомнить их. Отпечатать в памяти. Первая — розоватая и довольно жесткая, вторая — коричневая, блестящая, третья — чуть посветлее, четвертая — матовая. С черными завязками, кроме третьей, у которой тесемочки белые. Я вижу, что папки захватанные; захватанные и пухлые, в особенности вторая и третья. Жизнь моего отца есть прямое (и страшное) доказательство, что человек — существо свободное.