Исповедь пофигиста - [15]
Потом рыба вся вышла, я поступил водителем в автопарк Министерства культуры. Послали меня обслуживать один из музеев Киева. Привез туда доски. Пока меня разгружали, гляжу — две девчонки стоят и о чем-то спорят. А я как раз знал то, о чем они спорили, ну и удивил их. Одна, Люба, после мне позвонила в автопарк, сказала, что работает на узле связи. В пятницу я с ней встретился у нее дома, поговорил с родными. Отец ее только вопросы задавал. В субботу пошли в загс. А бати-то моего рядом не было! В понедельник я уже у нее жил.
И понеслось строительство — туда-сюда. Отец с матерью у Любы тоже на узле связи работали. Династия! И у меня вся семья в автопарке. Тут бы и задуматься, а я, козел, обрадовался.
Купил видеотехнику, мебель на десять тыщ, и свадьба за мой счет. Три дня жрали-пили. А там тридцать первое, Новый Год. Вечером приезжаю домой, приходит Любка:
— Игорь! Мне надо с тобой поговорить.
— А что случилось?
— Мне нужно, чтобы ты ответил на вопросы.
— Да тю, какие вопросы, я что — на допросе?
— Где ты родился, в какой школе учился, как звали учителя географии?
— Да что я, помню?
— Надо вспомнить!
— Да ты что, ментовка?
— Нет, но на работе попросили.
— Где? В узле связи? Почему меня на работе об этом не просили? Кто мной интересуется? Главный связист? Я все налоги показал!
— Какие?
— Да с рыбы. Ну, пару штук с налогов скрыл, конечно.
А я ей, Любке, недавно звонил на работу:
— Позовите Любу.
— Какую? — спрашивают.
— Лукацкую!
— У нас такой нет.
А какая есть, интересно? Она тогда сказала, что ее перевели в другой отдел, я поверил. Почему бы нет?
— Так где же ты работаешь? — спрашиваю.
— Я не работаю на узле связи.
— А где, господи?
— В КГБ.
— В киевских городских банях? Если ты, Любка, в КГБ, то я личный охранник президента Украины. Какие проблемы?!
Тут у нее стало такое лицо — я еще такого не видал. Она пошла в коридор и вернулась с курткой. А в ней документ: Любовь Ивановна Украинец, третий отдел КГБ.
Все, меня проверять обязательно! Я — муж сотрудника украинского КГБ.
А может, я агент русской разведки? По совместительству. Я ответил на сто семьдесят или двести вопросов, иногда совсем дурных. Прошу:
— Лю-уба! Можно, я не буду отвечать?
А она кричит:
— Па! Он не помнит адрес школы. Можно, он не будет его называть?
А папа отвечает:
— Нельзя!
Я опупел:
— А папа тут причем?
— А он тоже там, в пятом отделе.
Я кричу теще:
— Любовь Ивановна!
— И она там.
Звездец!
— А кто же не там?
— Все там, у нас весь дом в КГБ. Такой дом. Видел соседа, здорового такого? Он у нас начальник внутренней тюрьмы, папа с ним всегда на работу ходит.
Через трое суток Любе сообщили, что мои данные в целом подтвердились. Правда, у двух учителей я спутал фамилии с отчествами, но теперь ей все же разрешили стать Лукацкой. И началась каторга.
По утрам:
— Па-адъем!
Папаня со мной обращается, как раньше с зэками, ему с ними не дали доиграть, видно.
В ванную заходили так: сначала шеф, потом Любовь Ивановна, а там и мы с Любкой. В туалет так же: вперед он, за ним жена, под конец — я и Любка. Можно сразу вдвоем, это разрешалось.
Садимся за стол: он всегда рядом с балконом. А я там тоже хочу, там теплее у батареи. Нет, бляха-муха — он там! Я говорю:
— Почему вы именно там?
— Это мое место.
— А я не признаю этого с детства. Мое место! Моя чашка! Моя кружка! Мы что, медведи, что ли: папа-мишка, мама-мишка и я мишка?
— Как ты, гад, со мной, старшим по званию, разговариваешь?
— Как хочу!
— Да я тебя из окна выброшу!
— А я вас потом «ЗИЛом» перееду! У меня «ЗИЛ» под окном стоит. Любка, подтверди.
Бухал «батя» от души.
— Женщины, что вы понимаете? Быстро разбежались!
А сам сядет и тихонечко стопочку цедит. Выцедит две бутылки — упадет.
Любка приходит с работы — молчит, с мыслями собирается: там ей думать не положено. Ляжет — тоже молчит. Зато калымить с ней — одно удовольствие.
У меня путевка закрывалась восемнадцатью часами. Если ментяра поймает после восемнадцати — труба! А у меня заказ: нужно капусту перевезти с базара, мужик платит полтинник в рублях.
Приезжаю домой, жду Любку.
— Руки помыла — бегом в машину. У чекиста должны быть всегда чистые руки, особенно перед большим делом.
Едем. Останавливает мент. Я говорю:
— Если приколется, покажи корочки — послужи революции.
Мент спрашивает:
— Что везем?
— Рыбу.
Я никогда не вру.
— Калымишь? Приплыл, значит.
— Не, командир, не приплыл.
— А чего ты такой смелый?
— А вот, видите девушку? Попросите, чтобы она свои документы показала. Только тихо-тихо!
Он подходит к Любке:
— Ваше удостоверение! Вы кто вообще?
— Вам вслух сказать или на ухо? — чеканит Любка и смотрит на него в упор.
— Можете вслух…
Смотрит документы.
— Можете ехать дальше.
И — тишина. А проходя мимо меня, шипит:
— Я тебя не останавливал.
Или так:
— Товарищ капитан (она все звания даже ночью различала), я еду с ним — он при мне.
— Но мне нужны его права!
— Товарищ капитан, мне некогда, чтобы вы смотрели его права. Завтра с вами разберемся.
— Вы не имеете права!
— Ваша фамилия и звание? — чеканит Любка.
— Это не по правилам дорожного движения, — мент уже не рад, что связался.
— Меня не волнует дорожное движение. Ваше звание, капитан?
В романе «Герр Вольф» – Гитлер в переломнейший момент его судьбы – в момент наступления немцев на Кавказ и Сталинград.Действие разворачивается от прибытия фюрера 16 июля сорок второго года в ставку «Вервольф» близ Винницы для личного руководства операцией «Блау» – до первых чисел февраля сорок третьего – тотальной капитуляции армии Паулюса. От момента эйфории и космических надежд – до полного крушения иллюзий и жесточайшего разочарования.Впервые в художественной литературе – Сталинградская битва и битва за Кавказ – глазами Гитлера и германского генералитета.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.