Испорченная кровь - [9]

войти.

—

Я

в

порядке,

—

отвечаю

его

заинтересованному лицу, пытаясь заглушить свой

смех. Затыкаю смех рукой, и из моих глаз начинают

течь

слёзы. Я смеюсь так сильно, что мне

необходимо упереться об раковину.

— В порядке, — задыхаюсь я. — Разве это не

самая сумасшедшая вещь, что ты когда -нибудь

слышал? Как будто я могу быть в порядке. Ты в

порядке?

Я вижу, как мышцы на его щеке дёргаются.

Цвет глаз Ай зек а металлический, как консервная

банка.

Он тянется ко мне, но я отталкиваю его руку.

Перестаю смеяться.

— Не прикасайся ко мне. — Я говорю это

громче и жёстче, чем предполагала.

Он сжимает губы и кивает. До него доходит. Я

сумасшедшая. Это не ново. Сижу на кровати с ножом

и смотрю на дверь, пока Айзек принимает душ. Если

кто-то войдёт в комнату прямо сейчас, будет

бесполезно, с ножом я или нет. Чувствую, что моё

тело здесь, но остальная часть меня в глубокой яме. Я

не могу их объединить.

Айзек принимает душ быстрее, чем я. Прихожу

немного в себя, когда он появляется. На нём

полотенце. Он направляется к шкафу. Я вижу, что он

смотрит на одежду так же, как и я. Айзек ничего не

говорит, но потирает чёрный хлопок рубашки между

большим и указательным пальцами. Я дрожу. Даже

если это был один из моих поклонников, почему

Айзек? Смотрю на нож, пока о н одевается в ванной.

Он новый, лезвие блестящее. « Куплен специально для

нас» , — думаю я.

За

неимением

того,

чем

заняться,

мы

спускаемся вниз по лестнице, чтобы ждать. Айзек

подогревает две банки супа и кладёт несколько

замороженных булочек в духовку. Я на самом деле

чувствую голод, когда он протягивает мне тарелку.

— Снаружи всё ещё светло. Сейчас уже должно

быть темно.

Он смотрит на свою еду, целенаправленно

избегая моего взгляда.

— Почему, Айзек?

Тем не менее, мужчина не смотрит на меня.

— Как думаешь, мы на Аляске? Как они, чёрт

возьми, смогли провести нас через канадскую

границу?

Я встаю и начинаю кружить по кухне.

— Айзек?

— Я не знаю, Сенна, — отрезает он. Я

останавливаюсь и смотрю на него. Его голова

опущена над едой, но взгляд поднят на меня.

Наконец, мужчина вздыхает и опускает ложку. Айзек

медленно ею вращает против часовой стрелки, пока

она не делает полный круг.

— Вполне возможно, что мы находимся на

Аляске, — произносит он. — Почему бы тебе не

отдохнуть? Я останусь следить.

Киваю. Я не устала. Или, может быть, да.

Ложусь на диван и притягиваю ноги к груди. Мне так

страшно.

Никто не приходит. Ни в течение двух дней, ни

трёх. Мы с Айзеком почти не разговариваем друг с

другом. Мы едим, принимаем душ, переходим из

комнаты в комнату, словно беспокойные тени. А как

только заходим в комнату, наши глаза направляются

к месту, где мы спрятали ножи. Придётся ли нам

использовать их? Как скоро? Кто выживет, а кто

умрёт? Это худшая форма пытки, которую человек

только может себе представить — ждать смерти. Я

вижу эту неопределённость в темных кругах, которые

проступают вокруг глаз Айзека. Он спит меньше, чем

я. Знаю, ч т о не могу выглядеть по-другому, и это

разъедает нас.

Страх…

Страх…

Страх…

Мы

утоляем

беспокойство

бесполезным

времяпровождением: пытаясь разбить окна, пытаясь

открыть дверь, пытаясь не сойти с ума. Мы так

устали от попыток, что смотрим на вещи... часы

напролёт: картина с двумя воробьями, которая висит

в гостиной, ярко-красный тостер, клавиатура на

входной двери, которая является порталом к нашей

свободе. Айзек смотрит на снег больше, чем на

что-либо ещё. Он стоит у раковины и смотрит в окно,

пока тот медленно падает.

На

четвёртый

день

я

так

устала

от

рассматривания вещей, что осмеливаюсь спросить

Айзека о его жене. Я заметила, что его обручального

кольца не хватает, и задаюсь вопросом, снял ли он

украшение, или же это сделали они. Почти

инстинктивно пальцы Ай зек а тянутся к призраку

кольца.

Они сняли его», — предполагаю я.

Мы сидим на кухне, доедая свой завтрак из

овсянки. Мои обгрызенные до мяса ногти болят. Он

только прокомментировал насколько огромный и

неуклюжий стол: большой, круглый блок из дерева

поддерживается

цилиндрическим

основанием,

которое толще, чем стволы двух деревьев.

Сначала Айзек выглядит встревоженным из-за того,

что я спросила. Затем что-то изменяется в его глазах.

Он не успевает это скрыть. Я вижу каждую частичку

эмоций, и мне больно.

— Она онколог, — говорит мужчина. Я киваю,

мой рот сухой. Она как раз для него.

— Как её зовут?

Я уже знаю, как её зовут.

— Дафни, — отвечает он. Дафни Акела. — Мы

женаты два года. Вы как-то встречались.

Да, я помню.

Он чешет голову, прямо над ухом, затем

приглаживает волосы ладонью.

— Что Дафни будет делать прямо сейчас...

когда ты пропал? — спрашиваю я, подгибая ноги под

себя.

Айзек прочищает горло.

— Будет беспокоиться, Сенна.

Это сухое заявление с очевидным ответом. Я не

знаю, почему спросила об этом. Наверное, только

чтобы быть жестокой. Никто не ищет меня, за