Испорченная кровь - [42]
путем?
— Потому что, если ты захочешь сказать мне,
то скажешь.
— Мы не друзья, Айзек!
— Нет?
— У меня нет друзей. Разве ты не видишь?
— Я вижу, — ответил он. Я ждала, что мужчина
скажет что-нибудь ещё, но доктор этого не сделал.
На мне был тёмно-синий пиджак поверх рубашки. Я
сняла его и швырнула на кушетку. Затем собрала
волосы на макушке и завязала их в узел.
— Так зачем ты здесь?
Он посмотрел на меня.
— Я хочу, чтобы ты была в порядке.
Это
слишком.
Я
побежала
наверх.
Я
действительно сошла с ума. Я знала это. Нормальные
люди не бросают разговоры прямо посередине.
Нормальные люди не дают чужакам спать на их
диване.
Два года назад я купила велотренажёр у
восьмидесяти восьми летней вдовы с розовыми
волосами
по
имени
Дэлфи.
Она
поместила
объявление
в «Penny Saver », потому что, по её
словам, после замены коленного сустава не могла
« чертовски хорошо е г о использовать». Я забрала
тренажёр в тот же день, когда и позвонила. После
всех хлопот с поднятием его вверх по лестнице, я так
ни разу не села на него. Я подошла туда, где он стоял,
собирая пыль в углу моей спальни, и залезла на
тренажёр. Пришлось корректировать настройку
Дэлфи для высоты мягкого сиденья. Я крутила
педали, пока мои ноги не стали похожи на желе.
Задыхалась, когда слезла, босые ноги болели из -за
пластиковых педалей. Я прошла к тумбочке, наступая
на края ступней. Раскрыла «Запутавшаяся»
мизинцем.
« Посвящается И.К.»
Я закрыла книгу и пошла вниз, чтобы увидеть,
что Айзек готовил на ужин.
«Фортуна любит смелых». Вот что я твердила
про себя, пока меня готовили к операции. Только я
говорила не по-английски,
а
на
латинском:
« Fortesfortunajuvat
...
fortesfortunajuvat
...
fortesfortunajuvat». Мантра звучала на латыни лучше.
Повторите любую фразу на выпендрёжном языке
большинства древних философов, и вы будете
звучать, как ч ёртов гений. Повторите ту же фразу на
английском, и вы будто ненормальный. Кто написал
эту фразу? Философ. Я должна была вспомнить его
имя, но не смогла. «Нервы », — сказала я себе.
Искала, на чём можно сосредоточиться, что сможет
поддержать мо ё решение. Я знала, ч т о в Библии
сказано что-то о выкалывании себе глаза, если это
оскорбляло тебя. Я вырезала свою грудь. Думаю, это
как смелый шаг, так и обиженный. Как правило,
неважно, что храбрость сводится к сильному чувству
долга, которое спекулир овало ещё более сильным
безумием.
Все
храбрецы
были
немного
сумасшедшими. Я попыталась сосредоточиться на
чём-то другом, чтобы мне не пришлось думать о том,
насколько безумна я. Медсестра брала у меня кровь.
Медсестры были очень внимательны, даже
когда втыкали иглы в мою плоть. « Ой, извините
милая, у вас тонкие вены. Будет неприятно лишь
секунду». Они просили меня закрыть глаза, как будто
я ребёнок. У этой не было никаких проблем с
поиском нужной вены в руке. Интересно, просил ли
их Айзек заботиться обо мне. Это казалось чем-то,
что он мог сделать. Больничная палата была белой.
Слава Богу. Я могла думать в мире без вмешательства
цвета. Айзек пришёл, чтобы проверить меня. Я
пыталась быть сильной, когда он сел на край кровати
и уставился на меня мягким взглядом.
— Почему ты перестал играть? — мой голос
дрогнул на последнем слове. Мне нужно что-нибудь,
чтобы отвлечь себя. Откровение от Айзека.
Он обдумывал мой вопрос в течение минуты,
затем сказал:
— Я люблю две вещи.
Я перестала дышать. Думала, он собирался
рассказать мне о женщине. Которую любил, и ради
которой отказался от музыки. Вместо этого Айзек
меня удивил.
— Музыка и медицина.
Я с облегчением опустила голову на подушку,
чтобы слушать его.
— Музыка заставляет меня разрушать себя и всё
вокруг меня. Медицина спасает людей. Поэтому я
выбрал медицину.
Так прозаически. Так просто. Интересно, что
было бы откажись я писать, выбрав что-то другое
вместо того, чего жажду.
— Музыка тоже спасает людей, — ответила я.
Мне это лично не знакомо, но я писатель и моя
работ а — знать, как думают другие люди. И я
слышала, как они говорили подобное.
— Не меня, — произнёс он. — Она заставляет
меня разрушать.
— Но ты до сих пор слушаешь её. — Я подумала
о его песнях. Те, что он оставил мне, и те, которые
слушал в своей машине.
— Да. Но я не создаю её больше. Не теряюсь в
ней.
Я не смогла скрыть в своих глазах желание
узнать больше. Айзек заметил.
— Как человек может потеряться в музыке?
Он улыбнулся и посмотрел на трубки,
тянущиеся от моих вен к капельнице в нескольких
футах.
— Чем они тебя накачали? — поддразнил он.
Я промолчала, боясь, что если отвечу на его
шутку, он не скажет мне ответ.
— Ты позволяешь этому жить в тебе. Ритму,
словам, гармонии... образу жизни, — добавил он.
— Но, в конце концов, место есть только для
одного из вас.
Я некоторое время молчала. Переваривала.
— Ты скучаешь по ней?
Он улыбнулся.
— Она до сих пор со мной. Просто сейчас не в
центре моей вселенной.
