Испорченная кровь - [44]

— Хочешь, чтобы я почитал тебе?

Я не ответила, поэтому он открыл её на первой

главе. Айзек пролистал страницу посвящения, даже

не глядя. « Браво», — подумала я. — « Повезло тебе».

Когда он начал читать, я хотела закричать на

него, чтобы остановить. У меня был соблазн заткнуть

уши. Отклонить атаку книги, написанной лишь для

того, чтобы сделать мне больно. Но не сделала.

Вместо этого, я слушала Айзека Астерхольдера,

читающего слова, которые любовь всей моей жизни

писал мне. И они звучали так...

КНИГА НИКА

Человек не должен быть одинок, но, тем не

менее, в большинстве случаев, рождается он именно

таким. И пока взрослеет, ему прививают мысль, что

где-то в мире существует вторая половинка его души.

Нашу планету населяет более шести миллионов

человек, значит, один из них может , действительно

может, быть предназначен непосредственно для вас.

Но для того, чтобы найти этого человека, разыскать

свою вторую половинку — любовь всей своей жизни

— мы все должны полагаться, что наши пути

пересекутся, две жизни свяжутся воедино, и одна

душа узнает другую по тихому шёпоту.

Мне повезло найти свою половинку. Она

оказалась совсем не такой, как я себе представлял.

Если воссоздать душу женщины из чёрного графита,

окунуть его в кровь, а затем усыпать мягчайшими

лепестками роз, и то не удалось бы достичь той

замысловатости,

которой

была

наделена

моя

избранная.

Я познакомился с ней в последний день лета.

Лучи солнца пробивались сквозь вашингтонское

небо, и казалось вполне уместным, что скоро

наступит осень. На следующей неделе обещали

дождь, дождь и снова дождь. Но в тот день светило

солнце, и она стояла, греясь в его лучах, щурилась,

даже сквозь солнцезащитные очки, словно у неё была

аллергия на свет. Я выгуливал свою собаку в

довольно людном парке возле озера Вашингтон. Мы

как

раз

развернулись

в

обратную

сторону,

намереваясь отправиться домой, когда я остановился,

чтобы посмотреть на неё. Она была худощава,

очевидно, любила бегать. И на ней была надета та

вещица, которая длиннее свитера, но короче, чем

платье. Свитер-платье? Я медленно прошёлся

взглядом по её ногам, вплоть до армейский ботинок.

Судя по потёртым загибам и тому, как удобно ей

было в них стоять, она их очень любила. И я тоже

полюбил эти ботинки ради неё. И на ней. Мне

захотелось овладеть ею. Откровенная мужская

мысль, которую слишком стыдно произнести вслух.

Женскую грудь пересекала лямка сумки, которая

висела на её левом бедре. Мне кажется, что я

довольно смелый мужчина, но не настолько, чтобы

подойти к женщине, каждое телодвижение которой

буквально кричало, чтобы её оставили в покое. Но в

тот день я отважился. И чем ближе подходил, тем

больше она отдалялась.

Она не замечала меня, была слишком занята,

разглядывая воду. Теряясь в ней в какой -то степени.

Как может мужчина ревновать к воде? Именно это

мне и хотелось выяснить.

— Привет, — поздоровался я, когда оказался

прямо перед ней. Она не сразу посмотрела на меня, а

когда это сделала, её взгляд показался мне немного

вялым. Я сразу перешёл к делу.

— Я писатель и когда увидел, как ты стоишь

здесь, у меня появилось желание начать записывать

слова на бумаге. Поэтому мне кажется, что ты моя

муза. Поэтому я посчитал, что мне нужно поговорить

с тобой.

Она улыбнулась мне. Похоже, ей потребовалось

приложить усилия для этого, видимо, женщина не

часто улыбалась, и мышцы её лица застыли.

— Это лучший способ ухаживания, о котором я

когда-либо слышала, — сказала она задумчиво.

Я не был уверен, было ли это ухаживанием. Это

было по-настоящему. Только её слова заставили мои

губы сморщиться, будто мой рот был полон мякоти

лимона.

Я посмотрел на потёртую кожаную сумку на её

бедре.

— Что в сумке? — поинтересовался я. И сразу

же начал чувствовать её. Словно знал кто она до того,

как женщина мне рассказала.

— Компьютер.

Я не распознал в ней студентку колледжа.

Женщина была слишком принципиальной, чтобы

быть

простой

служащей. «Писательница »,

—

предположил я.

— Ты тоже пишешь, — озвучил я свою догадку.

Она кивнула.

— Значит, мы должны понимать друг друга, —

сказал я. В её каштановых волосах я разглядел седую

прядку. Очередное доказательство того, что она

рождена для зимы.

— Тебя зовут Джон Кардэ, — сказала она. — Я

видела твою фотографию. В «Barnes and Noble».

— Ну, это неловко.

— Было бы, если бы мне не нравились

сопливые женские романы, — сообщила она. — А

они мне нравятся.

— Ты пишешь такие?

Она покачала головой, и, клянусь, что прядь

серебра замерцала в лучах заходящего солнца. Мой

всезнающий писательский ум сразу произнёс:

« Мифрил» ( Прим.пер.: мифрил — разновидность

металла из произведения Толкиена «Властелин

колец»).

— Я работаю над своим первым настоящим

романом. Он, видимо, получится очень бурным.

— Давай обсудим его за ужином, — предложил

я. Глаз не мог оторвать от неё. Я имею в виду, да, она