Исполинское радио - [41]

На перекрестке духовой оркестр «Армии спасения» играл «Иисуса сладчайшего».

Айрин прижала локоть мужа к себе, и оба остановились послушать музыку.

— Все-таки это очень хорошие люди, правда? — спросила она. — Смотри, какие у них хорошие лица! Ах, они, верно, гораздо лучше многих из наших знакомых!

Она вытащила из сумки пять долларов, подошла к оркестру и положила бумажку на барабан. Ее лицо светилось лучезарной печалью — муж никогда еще не видел ее такой. И за столом он заметил, что она держится несколько необычно. Перебивает хозяйку. Самым невежливым образом, в упор, разглядывает гостей. Если бы ее дети вели себя так, они были бы непременно наказаны.

На следующий день Джим вернулся домой часам к шести. Дверь открыла Эмма; он успел снять шляпу и начал уже стягивать с себя пальто, как в коридор вбежала Айрин с растрепанными волосами и мокрым от слез лицом.

— Поднимись в шестнадцатую «В», Джим! — закричала она. — Не снимай пальто. Поднимись в шестнадцатую «В»! Мистер Осборн бьет жену. Они уже два часа как ссорятся, а сейчас он ее избивает. Ступай наверх сейчас же!

В гостиной слышался визг, непристойные ругательства и звуки ударов.

— Зачем ты слушаешь всю эту мерзость? — сказал он и повернул ручку. — Это ведь просто неприлично! Все равно что заглядывать в чужие окна. Совсем ни к чему тебе все это слушать. Ведь можно же выключить.

— Ах, это так ужасно, так отвратительно! — произнесла Айрин сквозь рыдания. — Я целый день слушаю, мне так страшно.

— Зачем же ты слушаешь, если страшно? Я купил этот проклятый приемник, чтобы доставить тебе удовольствие, — сказал он. — Я за него заплатил хорошие деньги. Я думал, что ты будешь радоваться, Я хотел, чтобы ты радовалась.

— Не надо, не надо, не надо со мной ссориться… ну, пожалуйста! — простонала она и положила ему голову на плечо. — Тут все только и делают, что ссорятся. Все, все ссорятся. И сходят с ума из-за денег. У миссис Хатчинсон мать умирает от рака во Флориде, и у них нет денег, чтобы поместить ее в клинику Мейо. По крайней мере мистер Хатчинсон говорит, что у них нет денег. А одна женщина в нашем доме живет со слесарем. Ты только подумай, с этим уродом! Какая гадость! А у миссис Мелвилл больное сердце… А миссис Хендрикс устраивает сцены мистеру Хендриксу за то, что его собираются уволить в апреле… А девушка, которая ставит все время «Миссурийский вальс», — просто шлюха… А у лифтера чахотка… И мистер Осборн бьет миссис Осборн…

Она рыдала, она вся дрожала от горя, и тыльной стороной ладони вытирала слезы.

— Зачем же ты все это слушаешь? — повторил Джим. — Зачем ты слушаешь всю эту чушь, если она так действует на тебя?

— Ну не надо, не надо, не надо! — закричала она. — Жизнь ужасна, гнусна, омерзительна! Но мы с тобой не такие, правда, милый? Правда ведь? И у нас двое детей, у нас прекрасные дети. Ведь в нашей жизни ничего нет гнусного, в нашей с тобой жизни? Ведь нет?

Она обвила его шею руками и пригнула к себе его голову.

— Мы счастливы, мой милый, правда? Счастливы?

— Ну, конечно же, счастливы, — сказал он устало, преодолевая досаду. — Разумеется, счастливы. Я завтра же заставлю их починить это распроклятое радио, или пускай забирают назад.

Он погладил ее шелковистые волосы.

— Бедная!

— Ты меня любишь, правда? — спросила она. — Мы ведь не придираемся друг к другу на каждом шагу, не делаем гадости, и деньги для нас не главное, правда?

— Правда, правда, моя девочка.

Наутро пришел мастер и починил радио. Айрин опасливо повернула ручку и с радостью прослушала рекламу калифорнийского вина и Девятую симфонию с шиллеровской «Одой к счастью». Она не выключала радио весь день, и оно вело себя вполне пристойно.

Когда Джим вернулся с работы, транслировалась какая-то испанская сюита.

— Все в порядке? — спросил он.

Ей показалось, что он немного бледен. Они выпили по коктейлю под звуки «Хора кузнецов» из «Трубадура». За оперой последовало «Море» Дебюсси.

— Я сегодня оплатил счет за приемник, — сказал Джим. — Он стоит четыреста долларов. Надеюсь, что ты будешь получать хоть какое-то удовольствие за эти деньги.

— Еще бы, — сказала Айрин.

— Четыреста долларов на земле не валяются, — продолжал он. — Я хотел купить вещь, которая доставила бы тебе удовольствие. В этом году мы не можем швыряться деньгами, как прежде. Ты, оказывается, еще не оплатила счет за платье. Я видел его у тебя на туалетном столике. — Он посмотрел на нее в упор. — Почему ты сказала, что оплатила его? Зачем ты солгала?

— Ах, Джим, я просто не хотела, чтобы ты волновался, — ответила она. — Я думала расплатиться в этом месяце из хозяйственных денег. В прошлом месяце мы ведь покупали чехлы для мебели, и потом эта вечеринка…

— Пора бы, Айрин, научиться немного разумнее обращаться с деньгами, которые я тебе даю, — сказал он. — Ты должна понять, что в этом году у нас будет меньше денег, чем в прошлом. Мы сегодня поговорили с Митчеллом по душам. Никто ничего не покупает. Мы все бьемся, чтобы распространить новые акции, а ты знаешь, какая это длинная история. Ведь я не становлюсь моложе с каждым годом. Мне тридцать семь. Скоро я буду совсем седой. Дела мои сложились хуже, чем я ожидал, и теперь уже вряд ли поправятся.