Испанский сон - [371]

Она положила сумочку и зонт на шахматный столик работы Чиппендейла (отчего Вальд незаметно поморщился), обошла кругом кресло, еще хранящее тепло г-на Х., и устроилась в нем на самом краешке.

Вальд поднял телефонную трубку.

— Алла, — сказал он, — принеси нам два кофе.

— Чаю, с вашего позволения, — сказала дама.

— Один кофе, один чай, — поправился Вальд.

— Одну минуту, Вальдемар Эдуардович.

Вальд опустил трубку и посмотрел гостье в глаза. Что говорить, подумал он. Спросить, как дела? Ясно как. Прямо спросить, зачем пришла? Как-то нетактично. Быстрей бы принесли чай, что ли.

Алла, молодец, зашла едва не тотчас, внесла напитки с пирожными, улыбнулась. Бросила взгляд на каминные часы, нахмурилась.

— Вальдемар Эдуардович, часы отстают. Подвести?

— Я сам.

— Как незаметно время проходит! Уже почти шесть.

— Можешь идти.

— Спасибо, Вальдемар Эдуардович. До завтра.

Опять надо что-то говорить. Впрочем…

Вальд положил в кофе два кусочка сахару, взял в руки чашку, встал из-за стола и, помешивая сахар, начал расхаживать по кабинету.

Вот, например, в чем преимущество такого кабинета. Расхаживать по такому кабинету — логично и естественно. Он как бы сам просит: «Ну, походи по мне хоть немножечко». А что эти пространства? Ходить по ним — тьфу!

— У вас необычно, — заметила Эскуратова.

— Правда? — обрадовался Вальд.

— Я думала, таких кабинетов уже не осталось.

— Хм. — Вальд хотел уже было сказать, что он специально оборудовал этот кабинет, но подумал, что это может выглядеть как некий намек на изменение его позиции, последовавшее за известными событиями, и не сказал больше ничего.

— Вы, наверно, гадаете, зачем я пришла, — предположила Эскуратова.

— Если честно, то да, — признался Вальд.

— В моих глазах, — сказала Эскуратова, — вы как бы преемник моего покойного мужа.

Вальд остановился.

— Простите, — сказал он, — я так неучтив… Очевидно, я первым делом должен был высказать свои соболезнования.

— Считайте, что вы их уже высказали.

Вальд почувствовал некоторое облегчение и вновь принялся расхаживать по кабинету.

— Видите ли, — сказала дама, — с моей стороны это, быть может, совершенно необоснованная претензия…

Она смешалась и умолкла.

— Продолжайте, — дружелюбно предложил Вальд, продолжая расхаживать.

— Во-первых, спасибо, что вы меня приняли вообще. Сейчас, после… после этого, — сказала дама с усилием, — все знакомые отвернулись от меня… Я не была в курсе дел Бориса; возможно, он был в чем-то замешан… но ведь мы общались с женами его знакомых… даже с детьми… по отношению к детям это особенно жестоко…

— Я понимаю, — сказал Вальд.

— Как раз в тот момент, когда мне потребовалась моральная поддержка, я осталась совершенно одна, — как бы с удивлением сказала Эскуратова. — Ведь мы из провинции… у меня даже родственников нет в Москве…

— М-да, — сказал Вальд. — А вы не думали уехать?

— Думала, — вздохнула Эскуратова. — Как не думать! Собственно, это зависит от вас. Конечно, я не хотела бы уезжать. Время — лучший лекарь… кто знает, как повернутся события через год, два… Я бы еще могла, так сказать, обрести почву под ногами. Ведь я молода, — слабо улыбнулась она, первый раз за время своего визита. — У меня есть какие-то умения и достоинства…

— Безусловно, — подтвердил Вальд, продолжая расхаживать и понемногу вспоминая «Империал» и «Эвиту». Конечно, задница Сьёкье была несравненна, но задница Эскуратовой была тоже очень и очень неплоха.

— Мне нужно выжить, перебиться, — сказала Эскуратова. — К кому бы я еще пришла, кроме вас?

— Но… что же я могу? — удивился Вальд.

— Вы можете многое, — вздохнула Эскуратова. — Например, сделать так, чтобы я могла поддерживать жизненный уровень, хоть сколько-то похожий на то, к чему привыкли я и мои дети… простите, — смутившись и опустив голову, попросила она, — а вы не могли бы хотя бы минутку не ходить… побыть, например, вот здесь… Мне так трудно сосредоточиться!

Вальд остановился за несколько шагов от кресла с Эскуратовой и скроил сочувственную рожу.

— Я понял, — сказал он. — Я подумаю.

— Всего лишь подумаете? — улыбнулась дама, слегка передвинувшись с одного края кресла на другой. — Я полагала, для вас это такая мелочь…

— Здесь важен не столько финансовый аспект, сколько моральный, — смутился Вальд. — Боюсь, мне сложно вам объяснить…

— О, я понимаю! — воскликнула Эскуратова. — Я понимаю больше, чем вы думаете! Но знаете… в благородные времена победители никогда не оставляли жен побежденных в нищете; они или убивали их…

Она сделала паузу и отпила глоточек чая.

— …или брали себе в наложницы.

— Я не хочу вас убивать, — пробормотал Вальд.

Эскуратова осторожно поставила чашку с чаем на стол, затем сняла шляпку и тоже положила на стол, а затем поднялась с кресла и рухнула перед Вальдом на колени.

— Вальдемар! — крикнула она, ломая руки. — Мне было так трудно заставить себя явиться к вам… Умоляю, не прогоняйте меня! Вы моя единственная надежда!

Вальд растерялся.

В такие минуты, подумал он, хорошо бы позвонить в звонок. В такой колокольчик — взять его со стола и позвонить. Тут же набегают слуги… лакеи в ливреях… грум… нет, не грум, а — как его? — мажордом… Хватают бесцеремонную посетительницу… Нет, как-то неблагородно.