Испанский сон - [372]

— Вальдемар, — громко шепнула Эскуратова. — Неужели ты не помнишь, как мы с тобой танцевали? I’ll be surprisingly good for you! — пропела она, выразительно поводя руками и покачивая головой. — Ах, что это был за танец… ведь ты хотел меня — ну признайся, хотел? Я помню вот это, — она коснулась руками того, что уже предательски начинало набухать как бы в насмешку над мыслями о колокольчике и вообще над добропорядочностью кабинета, — помню, как оно вторглось в мою плоть и заставило меня едва не закричать от восторга! Почему мы не одни, с досадой думала я тогда, — говорила она все громче и громче, прижавшись щекой к гульфику Вальда и начиная его расстегивать, — и почему оно касается меня так высоко? я хотела бы ниже, дальше… Я хотела бы… Я бы…

Дальнейшие слова сделались неразборчивы. Вальд поискал глазами кресло, надеясь обрести твердую опору, но оно было слишком далеко. Тогда он схватил голову Эскуратовой и оперся на нее, стоящую на коленях вполне устойчиво и лишь издавшую громкий, сладкий стон от этой тяжкой нагрузки.

Затем он нагнулся, опираясь на голову Эскуратовой животом, и обеими руками потащил на себя ее длинную, широкую юбку. Юбке этой, казалось, не было конца. Он тянул и тянул ее, в то время как Эскуратова перебирала коленями, облегчая Вальду его задачу и вместе с тем непостижимым образом оставаясь надежной опорой для его живота… и наконец, взору Вальда открылась вожделенная задница, все более похожая на ту, далекую и покинутую, и потому несущая на себе печать чего-то универсального. Вальд выпрямился и набросил на голову Эскуратовой юбку, остававшуюся в его руках. Через эту юбку, как через чехол, он схватил Эскуратову за голову и рванул ее вверх. Он развернул ее. Он повалил ее на письменный стол, нащупал рукой кружевные трусики и резко дернул их на себя, и трусики лопнули с громким, жалобным звоном.

— Я не хочу банальной связи, — шепнула сквозь юбку Эскуратова.

Вальд засадил.

Эскуратова застонала.

…Через пять минут, обмякнув, опустившись на ковер от слабости в ногах и привалившись боком к тугому бедру Эскуратовой, он тяжело дышал и тупо думал лишь о том, как давно у него не было женщины.

— Выбросы твоей спермы совпали с ударами часов, — заметила Эскуратова. — Ты обратил внимание?

— Нет, — хрипло сказал Вальд.

— А жаль. Это было так романтично.

Вальд приподнял голову. Эскуратова по-прежнему лежала на столе, и ее задница, по-прежнему обнаженная, располагалась настолько близко к его глазам, что если бы на ней было что-нибудь напечатано обычным газетным шрифтом, ему пришлось бы напрячь зрение, чтобы прочесть. Он напряг зрение и рассмотрел редкие, тонкие, бесцветные волоски, рассмотрел даже поры в белой кожице и увидел среди них маленький розовый прыщик, конечно же, не замеченный им до этого. Затем он спустился взглядом ниже, горизонтально пропутешествовал им вдоль неглубокой висящей складки, ненадолго задержался на озерцах собственной спермы, тускло поблескивающих, как глазурь на тульском прянике, и наконец уперся в то место, где волосы становились темными, крепкими, многочисленными и с отчаянной наглостью лезли из глубин наружу.

Благословенная полутьма, подумал Вальд.

— Если ты даже не услышал, как били часы, значит, тебе понравилось, — сказала Эскуратова.

— Ты классно пользуешься своим достоянием, — похвалил Вальд и сам порадовался, что не кривит душой. — Кстати, о выбросах… а твои — с чем-нибудь совпали?

Эскуратова испустила низкий хохоток.

— Наложница не должна думать об этом.

Они еще помолчали сколько-то, затем Вальд поднапрягся, с трудом привстал на колени и рывком переместил себя в кресло. Эскуратова так и оставалась лежать на столе, с юбкой, покрывающей голову.

— Почему ты там остаешься? — вяло полюбопытствовал Вальд. — Разве это удобно, так вот на столе?

Эскуратова помотала головой под юбкой.

— А почему? — спросил Вальд.

— Это поза моей юности, — ответила Эскуратова. — Именно так взял меня Борис.

— Правда? — удивился Вальд. — Но тогда он бы не должен был на тебе жениться.

— Пришлось, — коротко сказала Эскуратова и медленно сняла с головы юбку. — О, эти столы… Но твой очень роскошный, такого у Бориса никогда не было.

Зазвучал мелодичный звон — каминные часы, будто спохватившись, отбили шесть раз вслед за теми, которых Вальд не услышал.

— Замечательный кабинет, — мечтательно сказала Эскуратова и наконец встала. Поискала глазами разорванные трусики, нашла, подняла и, коротко улыбнувшись Вальду, использовала по последнему назначению. Взяла свою сумочку, раскрыла, запихнула вовнутрь утилизованный предмет, снова закрыла и снова поставила на столик Чиппендейла. Села в соседнее с Вальдом кресло, прошлась взглядом по кабинету. — Потрясающий кабинет. Вот только…

Вальд насторожился.

— Мраморные скульптуры теряются на фоне таких светлых штор, — сказала Эскуратова. — Нужно либо повесить более темные шторы, либо мраморные фигуры заменить на бронзовые. Ты не находишь?

Перед глазами Вальда сверкнула краткая, как молния, вспышка ярости — и скукожилась, превратилась в маленький розовый прыщик средь редких, тонких, бесцветных волосков.

— Уходи, — сказал Вальд Эскуратовой.