Искусство жить (с)нами - [19]

— Здравствуй, Том, а меня зовут Светлый. — представился молодой человек. — Достаточно интересно, думаю, Я здесь освоюсь. А ты выглядишь отдохнувшим?

— В смысле?

— Ну, ты так на всех смотришь, как будто пару дней дома просидел, валяясь на диване и смотря фильмы. Я тоже люблю так делать. Думаю, все любят.

Сначала меня немного шокировало такое заявление, но потом Я понял, что Егор вполне мог рассказать ему про меня ранее, и про то, что Я пропадал пару дней, а догадаться, что Я гонял балду дома это несложно. Но к чему этому парню интересоваться, чем Я маялся? Я постарался учтиво увести разговор в другую сторону.

— Светлый, а зачем ты приехал в Москву?

— Учиться.

— Учится это хорошо, в основном мы все тоже из провинции и тоже приехали в Москву учиться.

— Правда?! И многому ты научился, пока живёшь здесь? — Светлый сразу как-то ожил, в его глазах появился толи интерес к происходящему, толи ехидство по отношению ко мне.

— Ну, тут как посмотреть, в общем-то… — Я жестом позвал девушку-хостес и попросил принести мне кофе, как обычно. Услышав про кофе, Светлый попросил принести ему то же самое, что и мне.

Получив свой эспрессо, Я стал медленно потягивать горько-кислую горячую жижу из чашки. Светлый взял свой кофе и, сделав большой, полноценный глоток, поперхнулся. С трудом проглотив содержимое чаши, с удивлённым лицом он спросил:

— Тебе это вправду нравится?

— Да. Ты просто ещё не понял самого вкуса. Уверен, пожив в Москве, ты научишься ценить и определять стоящие сорта.

— Правда? Не думаю, что эспрессо из робуста был когда-либо именно «стоящим сортом». Даже в Европе такой термоядерный конголезский кофе пьют только очень старые люди, у которых вкусовые рецепторы с годами настолько очерствели, что более тонкий вкус они просто не чувствуют. Это естественно, если молодым людям нравятся более мягкие сорта, подобие Либерики или тот же самый Сантос.

Я поймал на себе десяток недоумённых взглядов. Мне стало не по себе. Почувствовав, как будто в собственной обители мне плюнули в лицо, Я стал искать выход из этой неловкой ситуации, но в голову лезла только одна мысль: встать и уйти. Я медленно поднялся с дивана, взял стоящую на столике чашку со своим кофе и, повернувшись к бару, пошёл медленным неосознанным шагом.

Не то что бы Я был таким ранимым, но был у меня серьёзный недостаток в общении с людьми. Я никогда не умел уступать и соглашаться со своими ошибками. Я всегда старался найти выход из ситуации сложного взаимопонимания, так, чтобы выйти победителем, но, если этого мне не удавалось, Я просто впадал в ступор.

Под бдительным наблюдением окружающих глаз, Я дошёл до бара и поставил чашку. В момент соприкосновения керамики и дерева барной стойки меня пробудила волна нахлынувших в голову мыслей. Внезапное вдохновение вернуло мне жизнь и улыбку. Развеселившись, Я резво вернулся на своё место в компанию гостя.

— Так, значит, ты с юга? — продолжил Я разговор, стараясь выглядеть как можно более расслабленным и приветливым.

— Да. А ты, по-моему, с востока, да? — задал Светлый встречный вопрос.

— Да, ты прав. Я из Владивостока.

— Очень хороший город, обязательно там побываю. Если Я не ошибаюсь, ты, кажется, на половину японец. Не так ли? И имя твоё не Том.

Последнюю фразу он сказал как-то по-особенному, как будто она была обращена не именно ко мне, как предыдущие фразы, а ко всем окружающим нас людям. Он прищурил взгляд и заглянул мне в глаза. Мне стало не по себе. Вся заимствованная ранее радость как будто смылась в унитаз. Я перестал улыбаться и невольно нахмурился.

— Я не японец, и зовут меня Том. — ответил Я.

— Ты мне врёшь. — произнёс Светлый без какой-либо эмоции. Ни угрызения, ни сарказма, ни язвенного ехидства в голосе слышно не было. Лишь только констатация факта.

Меня окутало волнение. Дать неправильный ответ — значит прослыть лгуном среди того общества, которое мне так дорого. Заклеймить своё имя позором из-за какого-то провинциального деревенщины для меня сродни смерти. Я на секунду замешкался с ответом и снова поймал удивлённые взгляды наблюдателей. Глубоко вздохнув, Я выпалил, как мне казалось на тот момент, идеальный ответ:

— Зачем мне врать тебе? Ты сильно заблуждаешься на мой счёт. Я тебя вижу первый раз в жизни, мне нет от тебя никакой пользы. И мне комфортно говорить тебе только то, что тебе нужно знать.

— Зачем ты врёшь мне? — не меняя интонации, Светлый продолжал сверлить меня своим взглядом.

Где-то глубоко внутри волнение переродилось в неконтролируемое пламя ярости. Светло-серые глаза парня, сидящего напротив меня, как будто вытягивали эту ярость наружу, из сердца к шее, а оттуда в гортань и наружу. Крик вырвался сам собой.

— Замолчи!

— Зачем ты мне врёшь, Миру?

После последних слов, наглых и надменных, что-то стукнуло по мне изнутри. В ушах раздался оглушающий звон. Барьеры, которые сдерживали мой необусловленный гнев, были сломлены. Я резко встал, одним движением оттолкнул деревянный столик, отделяющий меня от Светлого.

Мне захотелось навсегда прикрыть этот отвратный рот, который обвиняет меня во лжи и несёт мне позор. С криком «Заткнись!» Я кулаком ударил его по челюсти. Струйка крови из приоткрытого рта прыснула на кожаный диван. Раздался общей женский визг. Светлый согнулся, прижимая обе ладони ко рту.