Искусство провокации. Как толкали на преступления, пьянствовали и оправдывали разврат в Британии эпохи Возрождения - [72]
Когда я пыталась готовить пиво и эль по рецептам XVI века, результаты выходили весьма разнообразными, но в общем и целом можно сказать, что мои домашние настойки («малые эли») были примерно втрое-вчетверо слабее, чем современное бочковое пиво, а «крепкие» эли по крепости были примерно между бочковым и бутылочным. Если выпить восемь пинт малого эля в течение дня, когда вы занимаетесь тяжелой физической работой, вы даже особо не порадуетесь, не говоря уж об опьянении – особенно учитывая то, насколько стойким становился организм, который с детства получал регулярные дозы этого напитка. Когда вставал вопрос «пить или не пить», речь обычно шла о крепком эле, пиве или неразбавленном вине; повсеместное употребление слабых напитков принималось как должное.
Явное пьянство раздражало многих людей самых разных профессий. Не стоит удивляться, слыша, как известный пуританин Вильям Принн описывает пьяниц как «отвратительных, свиноподобных, нерасчетливых и шумных», но глубокая враждебность, озвученная в популярной балладе 1624 года «Закон для сквернословов и пьяниц», говорит о том, что отвращение и гнев в отношении пьяниц не ограничивались ни классом, ни религиозными взглядами. Вот как начинается вторая часть:
Пьяница в самом своем неприглядном виде
Баллада сопровождалась гравюрой, изображавшей человека, который стоял у стола возле гостиницы или таверны. Его шляпа сдвинута набекрень, а нос изображен большим и заштрихован в попытке передать яркий цвет на черно-белом рисунке. Он стоит, расставив ноги, над горшком для мочи, словно страдая от недержания, а изо рта у него исторгается струя рвоты.
То была довольно популярная тема для баллад, позволявших читателям посмеяться над идиотами, которые отступили от честных увеселений и дружбы в сторону отвратительных привычек. «Some were carousing while others were singing, / others like sots lay dead drunk on the floor, / Some at their fellows glasses were slinging, / Another vomiting behind the door» («Одни веселились, другие пели, третьи лежали на полу мертвецки пьяными; кто-то кидался в друзей стаканами, кто-то блевал за дверью») – вот такой куплет был в другой балладе, тоже с явным удовольствием проиллюстрированной.
Подобное довольно жестокое удовольствие от наблюдения за наиболее отвратительными аспектами пьянства мы видим и в реальной жизни – на примере Томаса Марша из Лейер-Марни, графство Эссекс; этот случай описан историком Марком Хейлвудом в книге Alehouses and Good Fellowship in Early Modern England («Пивнушки и веселые компании в Англии начала Нового времени»). Томас Марш был одним из группы людей, которые собрались в среду вечером в пивной Тёрнера; среди выпивавших был и приходской констебль Джон Лафкин. Именно из-за участия Лафкина этот случай привлек внимание суда: констебля обвинили в неисполнении служебных обязанностей. Джон Аултингс, проходивший по делу свидетелем, прибыл в пивную в шесть вечера, когда веселая компания уже собралась. Примерно в девять вечера Джон Лафкин драматичным тоном потребовал от владельца принести «фаулер» («fowler»), большой «каменный горшок», в котором, по прикидкам Аултингса, содержалось почти два галлона (около 9 литров) крепкого пива. Возможно, в какой-то момент его наполнили заново, ибо когда наш свидетель, который переночевал в одной из комнат на втором этаже, с утра спустился вниз, Лафкин и еще несколько человек все еще «играли». Томас Марш, однако, был «настолько пьян, что крепко уснул за столом, опустив голову, пуская пену и слюни и даже обмочившись во сне». Его друзья решили, что это отличная шутка, притащили мешок и надели его Маршу на голову. Когда Томас Марш не отреагировал – он явно потерял сознание, а не просто уснул, – Джон Лафкин крикнул ему в ухо, что его теперь будут называть «фаулером», а потом расстегнул ему гульфик, выставив гениталии на всеобщее обозрение. Лишь на следующее утро последний из этой пьяной компании покинул пивную – они сидели там сорок восемь часов кряду.
Не считая потери сознания и рвоты, пьяницы были легкой жертвой и для других пороков: от азартных игр, курения и драк до выставления себя полными дураками посредством танцев
Если уж самый большой сосуд в пивной имеет собственное прозвище («фаулер»), становится совершенно ясно, что запойное пьянство таких масштабов не было чем-то необычным в приходе Лейер-Марни. В подобных заведениях можно было купить отдельные кружки или чашки с пивом и элем, но чаще всего люди, приходившие компанией, покупали на всех большой кувшин и, возможно, приносили свои кружки. Благодаря этому владельцам пивных не обязательно было покупать много посуды, а совместная выпивка становилась куда более дружеским действом; с другой стороны, из-за этого очень трудно оценить, сколько же на самом деле выпил Томас Марш. Может быть, его погубила именно нерасчетливость.
