Искусство провокации. Как толкали на преступления, пьянствовали и оправдывали разврат в Британии эпохи Возрождения - [2]

А почему именно эти сто лет? О, это очень личная тема. Мне всегда было трудно сформулировать, почему именно этот период английский истории так привлекает мое внимание и дорог сердцу и душе. Но так оно и есть, и я надеюсь, что он так же привлечет и вас. Я обожаю это сочетание экзотических отличий, смешанных с чем-то почти знакомым; можно проследить, как идеи, слова, модели поведения и привычки, которые на первый взгляд кажутся такими чуждыми, тихой сапой проникают в современный мир. Очень многое из образа жизни XXI века можно понять, разобравшись в этой эпохе. Наши нынешние бренды религии и нерелигиозности сформировались в то время. Тогда появились новые формы поклонения, новые символы веры и религиозные практики – тогда же развилось и почти инстинктивное недоверие к фундаментализму и слишком рьяным проявлениям духовности. Именно в те годы зародился секуляризм, а также квакеры и баптисты различных деноминаций.

О нашей форме демократии тоже впервые заговорили (причем далеко не всегда мирно) как раз в те времена. Идеи о праве голоса для всех мужчин (увы, не для женщин) высказали в 1640-х годах. Представительство и налогообложение как принципы тесно переплелись, и монархии пришлось сделать несколько больших шагов назад и поступиться властью. Последствия этой борьбы и споров для всего мира были очень далеко идущими и проявляются до сих пор.

Нельзя всерьез отрицать и влияние лингвистической эволюции, которая проявила себя на улицах, в театрах и на печатных страницах, лучась энергией и креативностью, и на волнах торговли и колонизации эта эволюция ушла очень далеко от британских берегов.

Все эти великие явления, помимо всего прочего, не были прерогативой лишь богатой элиты. Люди самого скромного происхождения находили способы быть услышанными и высказывали мнения о самых важных вопросах. Пожилая бедная вдова, находившаяся на самом дне социальной кучи, могла участвовать в самых глубоких духовных рассуждениях и находить службы и дебаты, которые ее наиболее устраивали. Те, кто предлагал самые радикальные политические идеи, чаще были выходцами из мастерских, чем из усадеб. Величайшие поэты и драматурги той эпохи тоже были людьми самого разного происхождения и часто имели довольно-таки сомнительное и неполное образование.

Несмотря на жесткую иерархию и крепко укоренившееся женоненавистничество, то была эпоха с удивительно большим пространством для маневра. В иерархии были зазоры, в которых смелые, целеустремленные и удачливые могли найти возможности для независимых мыслей и действий. В ту эпоху было более чем достаточно потрясений, насилия и драматичных моментов. Медицина была ужасной, а болезни и эпидемии, с которыми приходилось иметь дело этим плохо подготовленным медикам, были чуть ли не самыми опасными и неприятными за всю историю. Угрозы вторжения оказались лишь прелюдией к болезненной гражданской войне, которая расколола страну, а более драматичных исторических моментов, чем обезглавливание короля, найти довольно трудно.

Все это хорошие аргументы в пользу выбора временно́го периода, но меня лично занимают еще и более мелкие темы – например, мотивация отдельных людей в этот критический момент истории. Я хочу знать, почему наши пращуры поступали именно так, а не иначе. Как все это совмещалось в их мировоззрении? Я хочу знать, что происходило в головах людей; хочу знать, что их беспокоило, как они понимали свой мир. Я очень обрадуюсь, узнав, что радовало их сердца, а что – раздражало и злило. Мною снова и снова движет желание понять человеческий опыт этой быстро развивавшейся культуры.

Плохое поведение может быть куда более информативным, чем мир респектабельного конформиста, ибо именно те люди, которые пытаются выбраться за границы культурного этикета, наиболее точно показывают, где же проведены эти самые границы. Очень легко, например, не обращать внимания на роль поклонов в отлаженном механизме общества, пока вы не встретите нескольких человек, которые отказались кланяться. Их упрямое отрицание этого вроде бы тривиального жеста вежливости вызывало возмущение, гнев и насилие, и по тому, насколько неистовы были эти чувства, сразу можно понять, что поклоны – это не просто случайная прихоть. Эти случаи непочтительности показывают нам, насколько важную роль играли поклоны в поддержании порядка и общественном сотрудничестве.

У тех, кто все-таки кланялся, мы найдем множество более тонких способов оскорбить, осмеять или подорвать основное послание, лежащее в основе поклона. Те, кто был слишком небрежен в своих поклонах, и те, кто слишком нарочито усложнял этот жест, помогут нам увидеть большую линейку смыслов – от уважения до презрения, – заключенных в этом всем известном способе взаимодействия. Плохие поклоны очень многое говорят о личных напряжениях внутри общества, общении между разными социальными группами и о том, где пролегают границы.

Вооружившись пониманием разнообразных форм плохо исполненных поклонов, мы сможем разобрать аспекты жизни при Тюдорах и Стюартах, которые оставались неозвученными. Когда королева Елизавета заставила французского посла оставаться в глубоком поклоне пятнадцать минут, прежде чем наконец дать ему знак, который позволял подняться, она говорила о своем политическом недовольстве и о том, что не собирается поддаваться международному давлению, которое пыталась оказать Франция. В свою очередь, посол, удерживая позу все эти пятнадцать мучительных минут, вынес это недовольство с достоинством и гордостью, соответствующей положению – как его лично, так и страны. То была высшая степень политической драмы, причем без единого произнесенного слова. Вот лишь один пример того, какую коммуникативную силу имеют обычаи; поклоны могут также выражать приверженность традиции, предпочтения мимолетной моды, политические взгляды или непокорность. Все эти смыслы ускользнули бы от нашего внимания, если бы не люди, которые не подчинялись обычаям и использовали иностранные или неуместные в данном случае формы, которые насмехались над офранцуженной женственностью или крестьянской неуклюжестью чужих поклонов, которые делали реверансы небрежно или с ухмылкой.