Искусство издателя - [34]

, если только подумать об огромном количестве антропологических, научных, исторических, литературных материалов, которые накопились в двадцатом веке и только и ждут новой издательской формы. Не только Библиотека, но и все книги Adelphi с самого начала исходили из этой предпосылки. Это была попытка соединить самые разные и далекие друг от друга тексты и материалы в том широком, мутном потоке, который тащит за собой все, что только острый и живой ум может пожелать прочесть. Действительно, сегодня более, чем когда-либо, издательское дело могло бы определить в качестве одной из своих главных целей смещение порога того, что можно публиковать, и включить в число возможных вещей многое из того, что в настоящий момент исключено. Это был бы огромный вызов, не очень отличающийся от вызова первых лет, когда Мануций трудился в Венеции. И, возможно, стоило бы вспомнить, что было первым уставом издательского дела. Это была листовка, отпечатанная самим Мануцием и, к счастью, дожившая до сегодняшнего дня, в одном экземпляре, приклеенном к переплету греческого словаря из Ватиканской библиотеки. Отпечатанная около 1502 года, эта листовка содержала текст соглашения между учеными, готовившими издания классических греческих текстов для издательства Альда. По словам Энтони Графтона, «они договорились говорить только по-гречески, когда были вместе, выплачивать штрафы, если нарушали это соглашение, и использовать деньги (в том случае, если они накапливаются) для устроения симпозиума – щедрого ужина, который должен был быть намного лучше того, что обычно ели работники Альда. С течением времени в их круг могут быть приняты и другие “эллинофилы”». Сегодня невозможно установить, соблюдались ли когда-либо правила этой Новой Академии Альда Мануция. Но можно вспомнить, что и «95 тезисов» Лютера, и Декларация прав человека и гражданина от 26 августа 1789 года изначально были листовками. Учитывая этот факт, становится очевидным, что тенденции в мире и в издательском деле до настоящего времени развивались и по-прежнему развиваются в противоположном направлении. Так продолжает сужаться поле того, что считается возможным. «Было бы здорово, но нельзя», – эта фраза везде в издательском мире слышится очень часто.

Но, если вернуться к началу двадцатого века и к тем издателям, которые сформировались на основе чувства общности, сплачивавшего небольшую группу друзей, легко заметить, что тогда эти самые издатели, должно быть, много раз говорили с похвальным безумием: «Было бы здорово, попробуем». Иначе невозможно объяснить, как в течение нескольких лет Insel публиковало в идеальных с точки зрения типографской точности изданиях некоторых французских классиков (например, «О любви» Стендаля) на французском языке для немецкой публики или как издатель Ойген Дидерихс дерзнул выпустить в 1914 году, накануне войны, монументальное издание инфолио основных Упанишад, переведенных Паулем Дейссеном, другом Ницше. И, разумеется, из-за этих безрассудных начинаний ни Insel, ни Diederichs не разорились, раз и столетие спустя они остаются двумя значимыми издательскими эмблемами в Германии.

Сегодня подобные проекты не состоялись бы. Быть может, потому, что у издателей не оказалось бы достаточно воображения, чтобы их задумать? Или, возможно, потому – возразили бы некоторые, – что эти проекты тут же блокировали бы зоркие издательские менеджеры? Конечно, столетие назад у издателей, о которых я говорил, были не менеджеры, а бухгалтеры. И это, вероятно, делало их более проворными и склонными к риску. Но есть и нечто большее. В течение последних ста лет изменилась сама физиономия издателя, по крайней мере, если мы так определяем того, кто знает книги, которые издает, и задает форму, которую они должны иметь. Если принять это определение, очень мало кого сегодня можно назвать издателем. Вероятно, для этого хватило бы пальцев обеих рук. В то же время, есть много, все больше editors, если под editor понимать того, кто обнаруживает, поддерживает, пестует и выпускает определенное количество книг внутри каталога какого-либо издательства. С каждым editor связывается список авторов и книг, которые считаются его. Однако не сама форма, программа, каталог издательства, на которое он работает. Но если издательство не воспринимается как форма, как самодостаточная композиция, основанная на высокой физиологической совместимости всех ее частей, оно очень легко может стать случайным дополнением, неспособным высвобождать ту волшебную стихию, которую даже эксперты по маркетингу считают ключевой для достижения успеха на рынке, силу бренда.

И здесь скрывается парадокс, с которым сталкивается издательский менеджер, недавно появившаяся фигура, которая сегодня проникла повсюду в мир книг: с одной стороны, он был обучен подчеркивать и укреплять важность и ценность бренда, с другой – его подход к книгоизданию лишь разжижает и, в конечном счете, сводит на нет особенность самого бренда.

В своей платонической форме издательский менеджер считает себя представителем универсального учения, которое применимо ко всему, безо всякого исключения и результаты которого следует оценивать, как и в любой другой отрасли, на основе цифр, что появляются внизу определенных столбиков других цифр. Эти цифры являются