Искусство издателя - [14]

Шрифт
Интервал

. Здесь мир мог бы исчезнуть, став излишним. В любом случае, его бы заменила информация о мире. А такая информация могла бы быть, по большей части, ошибочной. Самый эффективный и подходящий для сложившейся ситуации всемирный заговор заключался бы в том, что его адепты были обязаны вносить в сеть только ложную информацию. Бэкон, поборник прогресса, говорил о veritas filia temporis[16], но, добавлял Блюменберг, с таким же основанием можно было бы сказать, как вскоре после выяснилось из работ Пьера Бейля: error filius temporis[17]. Вот как далеко можно зайти, просто устранив обложки.


Как выглядел издательский мир, когда появилось Adelphi? Живым, бойким, запутанным, немного несознательным, изящным. Преобладало чувство любопытства. В пятидесятые годы итальянское издательское дело было единым целым, которое называлось Einaudi. Высокий уровень, строгие фильтры. Но вдруг фильтры всем надоели. Все захотели сами констатировать. И преобладало ощущение, что где-то еще оставалось много вещей, которые можно открыть. «Значительная часть сущностного», как мне довелось однажды сказать. И кто-то обиделся. Но этой «значительной части сущностного» в Италии уже довольно давно недоставало. Примерно со времен первых романтиков. Il Conciliatore не был равноценен Athenaeum Новалиса и братьев Шлегелей. В Италии уже на протяжении ста пятидесяти лет историю творили величественные одиночки – как Леопарди, как Манцони, – затянутые в удушливую ткань мелочности. Достаточно сравнить среднестатистический язык итальянского девятнадцатого века с его французским, английским, немецким эквивалентами. Итальянский читать трудно, некомфортно, он одновременно раздут и скован. Французский, английский, немецкий часто почти не отличаются от прозы, написанной сто лет спустя. Эти языки старели намного лучше.

Помимо Einaudi, которое быстро обновлялось, сохраняя при этом, пусть и в менее очевидной форме, свои фильтры, теперь появились Il Saggiatore Дебенедетти, Feltrinelli, Boringhieri. Но сюрпризов можно было ждать со всех сторон, в зависимости от настроений директоров издательств: от Garzanti, от Longanesi, от Rizzoli, от Mondadori, от Bompiani. С высоты сегодняшнего дня это немного похоже на идиллию, но, разумеется, никакой идиллии не было. Но действительно, после двадцати лет Миннаркульта[18] и пятнадцати лет товарища Жданова – или точнее, если уважать особенности «национального пути», Аликаты[19] – оставались неизведанными целые континенты. Тогда читали посвященные культуре страницы газеты Il Giorno, которые были намного лучше тех, что стали выпускать позднее. Читати и Арбазино щедро делились на них своим умом и нахальством и не боялись время от времени восторгаться. Иногда даже по страницам журнала мог пронестись, словно метеорит, напечатанный мелким шрифтом рассказ Гадды. Гарантом странности, должно быть, был Аттилио Бертолуччи, который работал на ENI.


Кто-нибудь обязательно спросит: «А как же политика?» Как в нее вписывалось Adelphi? Да никак не вписывалось. Нет ничего более докучливого и изнуряющего, чем споры о культурной гегемонии (или диктатуры, или просвещенного правления) левых в Италии пятидесятых годов. Это тема, в которой уже не нужно было бы ничего доказывать. Но всегда полезно показать тем, у кого слишком избирательная память и кто родился позже. И, если это возможно, показать в самой насыщенной и скорой форме, чтобы не заразиться отуплением.

На одном книжном развале мне попался номер журнала Nuovi Argomenti за март-апрель 1957 года, вызвав в памяти воспоминания об отрочестве. Он назывался «8 вопросов о государстве-вожде». Отвечают: Марио Аликата, Антонио Банфи, Лелио Бассо, Джузеппе Кьяранте, Эрнесто де Мартино, Франко Фортини, Роберто Гуидуччи, Лучо Ломбардо Радиче, Вальдо Маньяни, Альберто Моравиа, Энрико Пискел, Иньяцио Силоне. Диапазон авторов – от ответственного за культурную линию ПКИ (Марио Аликата) до самого известного тогда в мире итальянского писателя (Альберто Моравиа), который был еще и заместителем директора журнала. И этот номер задумывался как смелая критическая инициатива нескольких интеллектуалов спустя шесть месяцев после восстания в Венгрии.

Сегодняшний наивный читатель мог бы подумать, что тогда задавались вопросом: а что же произошло в Будапеште? Об этом в восьми вопросах нет и намека. Хотя первый вопрос звучал так: «Как, на ваш взгляд, СССР соединяет свою функцию государства-вождя международного коммунизма с необходимостью проведения политики великой державы?» Вопрос, в котором самый интересный элемент – присущий только Тольятти пуризм, выразившийся в двойной букве «i» в слове «concilii» («соединяет»). Из ответов можно было бы сделать вывод, что писатель с мировой известностью (Моравиа), философ (Банфи), антрополог (де Мартино, единственный представитель своей профессии в Италии того времени), поэт (Фортини) – все они ближе всего принимали к сердцу благополучие «государства-вождя». Поэтому можно было говорить и о бунте злодеев, если это должно было четче выявить некоторые проблемы и некоторые потребности «государства-вождя». Больше всего на этих страницах поражает – помимо единообразного, топорного языка, объединяющего различных авторов, – рвение, с которым они спешат на помощь «государству-вождю»; если они и выдвигают какое-нибудь скрытое возражение, то лишь для того, чтобы подбодрить его в осуществлении своей миссии.


Еще от автора Роберто Калассо
Сон Бодлера

В центре внимания Роберто Калассо (р. 1941) создатели «модерна» — писатели и художники, которые жили в Париже в девятнадцатом веке. Калассо описывает жизнь французского поэта Шарля Бодлера (1821–1867), который отразил в своих произведениях эфемерную природу мегаполиса и место художника в нем. Книга Калассо похожа на мозаику из рассказов самого автора, стихов Бодлера и комментариев к картинам Энгра, Делакруа, Дега, Мане и других. Из этих деталей складывается драматический образ бодлеровского Парижа.


Рекомендуем почитать
Дневник Гуантанамо

Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.


Хронограф 09 1988

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Операция „Тевтонский меч“

Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Гранд-отель «Бездна». Биография Франкфуртской школы

Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.


Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны

Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.


Книжные воры

10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.