Искусство издателя - [12]
Книги с тех пор, как их изобрел Гутенберг, и не замечали, что они обременены столькими предрассудками. Есть и отягчающее обстоятельство – автор. «Когда автор завершает произведение, оно зафиксировано и окончено». Все равно что сказать: оно мертво. Действительно, «единственное движение имеет место, когда читатель берет книгу в руки, чтобы оживить ее своим (его или ее) воображением». Писатели – это в принципе производители трупов, которые в некоторых случаях могут быть подвергнуты гальваническим экспериментам благодаря вмешательству внешних лиц – читателей. Которые, как вскоре обнаружится, являются настоящими героями новейшей цифровой истории. Причем не отдельные читатели. А читатели в целом, этот пугающий деятельный невидимый термитник, который неустанно вмешивается, исправляет, связывает, наклеивает ярлыки. Линк и тэг здесь являются определяющими словами. Согласно Келли, который не любит поддаваться иронии и сомнениям, это, «возможно, два самых важных изобретения последних пятидесяти лет». И именно грозная масса читателей не позволит книгам быть снисходительными к их самой пагубной склонности – быть островом. Здесь тон Келли становится торжественным и уподобляется проповеди Джона Донна: «Во всемирной библиотеке ни одна книга не будет островом».
Так что враг здесь – это обособленное, одинокое и самодостаточное существование книг. Это асоциальные по природе своей существа, которых нужно перевоспитать через оцифровку. Однако сканирование, предупреждает Келли, это лишь первый шаг, подобный тем процедурам, при помощи которых людей вводят в тюрьму, бреют наголо и выдают им униформу: «Настоящее волшебство случится благодаря второму действию, когда каждое слово каждой книги будет подвергнуто воздействию перекрещивающихся взаимосвязей, присоединено, процитировано, извлечено, индексировано, проанализировано, снабжено примечаниями, перемешано, вновь собрано и вшито в культуру прочнее, чем когда-либо ранее». Прямо-таки инструкция для бондажа. Читатель – или анонимный программист – это беспощадная Госпожа, стремящаяся заставить книгу заплатить за все грехи, которые та за собой и не знала. Но к некоторым из этих пыток книги давно привыкли, испытывая порой от них извращенное наслаждение, – среди таковых пытки, которым их подвергают аналитические указатели или сверки. В конце концов, мазохизм – это фундаментальное чувство, от которого невозможно отказаться. Гораздо большее беспокойство вызывает последняя операция, которую упоминает Келли: с ее помощью предполагается добиться того, чтобы «каждое это слово каждой книги» было «вшито в культуру прочнее, чем когда-либо прежде». В какую культуру? Известно, что это слово уже не имеет значения из-за избытка значений, которые ему приписывают. И почему книга должна быть «вшита прочнее»? А если бы эта книга первым делом захотела бы отшиться от всего? От фразы Келли веет ощущением удушья. Утрачивается чувство защищенности, которое дает нейтральная, асемантическая белизна бумаги, на которой печатаются буквы книги. Теперь буквы захватили все свободное пространство, облепив его, как мухи облепляют липкую бумагу.
Дойдя до этого места, даже maverick Келли чувствует необходимость сделать паузу перед величием того, что открывается взору. Текст – любой – это лишь предлог. По-настоящему важен линк, взаимосвязь. И ничто не может дать о нем лучшее представление, чем цифры: «В сети есть около ста миллиардов страниц, каждая страница содержит, в среднем, десять линков. В результате получается триллион электрифицированных взаимосвязей, которые пронизывают Сеть». В этом месте я почувствовал резкий укол: а как можно было бы перевести на санскрит те «взаимосвязи», которые Келли только что упомянул? Это были бы бандху, о которых говорили ведические провидцы. Из этих бандху, говорили они, были созданы мир и мысль о мире. И тот, и другая. А самым таинственным бандху был тот, что связывал неявное с явным, асат с сатом. Ощущение ошеломления и галлюцинации. Все то, что мне довелось написать, подспудно исходило из убеждения в том, что мы переживаем – день за днем и тем больше, чем дальше мы заходим, – инверсию истоков. Ведическое представление о бандху, как ничто другое, близко к истоку, который оставил след в словах (в данном случае, в Ригведе). И теперь мы видим, как оно вновь появляется в неудержимой пародии слов кого-то, кто всем своим видом игнорирует существование ведических провидцев и, в то же время, с точностью говорит о чем-то несомненном, что обволакивает нас.
Создав образ триллиона вибрирующих в сети линков, Келли, должно быть, почувствовал, что подобрался к самому «дну вещей». Который он описал так, в зловещем дружеском тоне: «Когда текст оцифровывается, книги просачиваются сквозь переплеты и сплетаются друг с другом. Коллективный разум библиотеки позволяет нам видеть то, чего мы не можем увидеть в отдельно взятой книге». Но как все это осуществляется на практике? Келли вновь приходит нам на помощь: «Когда книги оцифрованы, чтение становится объединяющей формой деятельности. Аннотациями к книгам можно делиться с другими читателями. Можно делиться комментариями. Обмениваться библиографиями. Вас могут предупредить, что ваш друг Карл отметил одну из ваших любимых книг. Мгновение спустя его
