Я поднял бритву и, прихрамывая, пошел к двери.
* * *
За восемьдесят пять тысяч можно купить большие расстояния. Можно купить перемену мест. Восемьдесят пять тысяч перенесут вас с континента на континент, если вам это потребуется. Они познакомят вас с нужными людьми.
Индустрии по производству углеродных трубок не существует. Пока не существует. Нет монополии, которую нужно защищать и за которую нужно платить. И данные, которые я выложил в Интернет, еще только начинают распространяться. Нагои все еще преследует меня — в моих кошмарах и в моей утренней паранойе. Человек с бритвой. Человек со сталью в руке.
Акции Аспар-Нагои начали падать, как только сторонники долгосрочных капиталовложений заглянули в будущее и увидели мир, который, чисто теоретически, может быть сделан из другого материала. Корпорация Аспар-Нагои ухватилась за ту европейскую компанию, но цена оказалась выше, чем они ожидали. Проект по производству углеродных трубок был похоронен, как и предрекала Вероника. Только теперь данные оказались в сети, доступные всем и каждому.
У углерода есть такое свойство: он крепко и беспорядочно связывается сам с собой. В одной форме он образует алмаз. В другой выстраивается в структуры, которые мы еще только начинаем понимать. Мы не умнее тех, кто жил до нас — тех, кто построил пирамиды и ориентировался в океанах по звездам. Если мы и сделали больше, то только потому, что у нас были лучшие материалы. Что бы сделал с полиуглеродом да Винчи? Возможно, теперь мы это выясним.
Иногда, в часы бессонницы, я вспоминаю о том, что сказал Веронике по поводу алхимии. Искусство превращения одной вещи в другую. Это всегда была только алхимия.
