Искушения олигархов - [5]

Анюта откликнулась быстро — даже в спешке ошибок грамматических насажала. «Жду тибя, как салавей агня. В пятницу в дупле бальшова дуба ровно в шесть вечира. Твая Анюта Прикрасная», — так прямо на монитор и выдала. Компьютер аж закряхтел от зависти.

Но Ивану грамматика Анютина была по барабану, он уже любил, словно в первый раз. Как тогда, когда в крапиве подсматривал за лилипуткой–стриптизёршей, соблазнявшей учителя физики. Он–то, Иван, по малолетству с любовью справился, скрутил её в бараний рог, а рог зарыл в саду, под развесистым кустом чёрной смородины, а вот физик умом тронулся, стал вместо физики химию преподавать, да не простую, а органическую. А смородиновый куст на следующий год стал плодоносить красными, как кровь, ягодами, и такими кислыми, что скосоротиться можно было в момент.

В пятницу, с самого утра Иван Пушкин помылся в баньке горяченькой и Пафнутия помыл. Хотя тот и жаловался на ломоту в костях и нестерпимую боль в левой задней лапе.

— Меньше будешь по девкам шляться, — заявил котопсу Иван и вылил на него полфлакона одеколона «Зашибись!».

На свидание он явился почти вовремя, всего на полчаса опоздал. А всё из–за роз, будь они прокляты. Кололись и пищали, как малолетки в милиции: «Отпусти нас, дяденька, невиноватые мы». Как же не виноватые — именно из–за букета Иван и увидел в дупле вместо Анюты скомканную бумажку с телефонным номером. И — пыль столбом от промчавшегося джипа. Украли невесту, спёрли среди бела дня! Он узнал джип — супостата машина, Коляна Бессмертного. Скачал, сволочь, информацию и воспользовался!

Иван вытащил пушку. Нет, ещё не время. Пафнутий, кряхтя, протянул мобильник. Набрал Иван номер — плачущая Анюта возникла на экранчике. Хороший экранчик, тринадцать квадратных сантиметров. Анюта губами, без звука прошептала:

— Спаси меня, Иванушка!

И исчезло лицо любимое, а вместо него, сливогубого, другая картинка возникла, движущаяся. Умница Анюта! Приставила телефончик к стеклу джипа, и сразу понял Пушкин Иван, куда везёт Бессмертный Анюту. В свой замок на Хреновой горе, куда ж ещё! Этот замок Иван хорошо знал — Колян его по всем СМЯМ вовсю рекламировал.

Долго думал Иван — целый час. И понял, что нужна ему тачка. Притом такая, чтобы ни один джип за нею угнаться не смог… Пафнутий, даром что Четырнадцатый, сразу его план понял и одобрил. Ему тоже надоело на своих четырёх таскаться. Что они с хозяином, хужее других, что ли? К тому же задняя левая после борделя побаливала. Болела, блин!»

Поставив точку, Нюша с удовольствием потянулась, вышла на балкон, вдохнула знаменитого, чудного перелыгинского воздуха и, посмотрев на часы, поняла: пора обедать. Однако, уже за два дня привыкнув к регулярной размеренной работе, Нюша вернулась к компьютеру и прописными буквами полужирным шрифтом набрала название продолжения сказки:

«ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МЕРСИ-ТОЛКАЙ».

С интересом проглядев результат путём прокручивания мышиного колёсика, Нюша довольно хмыкнула, сохранила работу, вышла из компьютера и, чуть–чуть официально приодевшись, спустилась со своего двух–с–половиной–второго этажа на улицу. На пороге её, можно сказать, встречала бабушка Юлиана Семёновна, в прошлом — знаменитая переводчица и любовница. Многих и многих великих. Так про неё, по крайней мере, рассказывали. А Юлиана Семёновна, скромно и хитро улыбаясь, ничего не отрицала. Только иногда делала «круглые» глаза: то ли не помнила подробностей, то ли скромничала.

— Анечка! Добрый день! — в три раза громче, чем необходимо, обрадовалась Юлиана Семёновна.

Переводчица была немного глуховата и, когда батарейка в её искусственном ухе начинала садиться, Юлиана Семёновна разговаривала слишком громко даже для открытых перелыгинских пространств. Что, впрочем, в перелыгинской обители было не в диковинку — пожилые насельники Дома творчества разговаривали много и громко, и отличались от местных жителей хорошо поставленными голосами и умением грамотно строить фразы не только в письменной, но и устной речи.

— Добрый день, Юлиана Семёновна! Прекрасно выглядите! — прокричала в ответ Нюша. — Пора обедать?

— Для того вас и поджидаю, милая, — сообщила Юлиана Семёновна, потрясая полиэтиленовым пакетом.

В пакет после обеда складывалась недоеденная пища, которую старожилы Дома относили местным прикормленным собакам странной породы. Собаки эти были похожи одновременно и на кошек, и звались все как одна Пафнутиями.

— Вы после обеда работаете, Анечка? — Юлиана Семёновна поправила седой локон, выбившийся из–под ярко–оранжевой шёлковой косынки. Обед был событием, центром дня, и настоящие перелыгинцы одевались к трапезе тщательно, с определённым щегольством.

— Работаю, — согласилась Нюша, поддерживая старушку под локоть. Они уже вошли в старое здание Дома творчества, где на первом этаже и располагалась столовая.

— Ну, тогда приходите часикам к пяти в беседку. Я вам, Анечка, ТАКОЕ расскажу!

Юлиана Семёновна закатила глаза и едва не споткнулась на сбившейся ковровой дорожке. Нюша успела поддержать старушку:

— А что, что–то случилось? — бросила она реплику почти автоматически.

— Тут у нас этакие чудеса творятся! Честное слово, Анечка, вы не поверите! Впрочем, лучше до обеда о неприятном промолчать! — Юлиана Семёновна, величественно приложив палец к губам, улыбнулась улыбкой Джоконды и направилась к своему столику.