Искушение прощением - [13]

Он смотрел постановки пьес Еврипида и особенно запомнил Медею, которую видел в Лондоне. В театр его тогда затащила Паола. Это было лет двадцать назад? Или больше? Взгляд Брунетти продолжал скользить по корешкам книг, но перед мысленным взором возник финал пьесы: главная героиня на специальной платформе, над сценой, обнимает двух своих детей. А потом, вместо того чтобы совершить злодеяние за кулисами, вынимает нож и закалывает их обоих! Даже при воспоминании об этом Брунетти содрогнулся, как будто его самого ткнули ножом в живот.

За то время, что Гвидо служил в полиции, у него на глазах хладнокровно убили человека, и он перевидал еще немало умирающих. Так что греки правы. Они это знали. Мы не приспособлены к таким зрелищам; они призваны устрашать, а не развлекать. Нет, только не Медея… Брунетти нагнулся и взял с полки сборник пьес Софокла.

Раффи с Кьярой ужинали сегодня дома, и при виде них Брунетти почувствовал, что его нежелание читать Медею стало еще сильнее. Не отдавая себе в этом отчета, он потянулся через стол и погладил сына по руке. Тот удивленно поднял глаза. Брунетти пощупал трикотажное полотно свитера и сказал:

– Кажется, раньше я его не видел.

– Mamma привезла из Рима прошлой зимой. Нравится?

Брунетти воспользовался возможностью, которую давал ему этот вопрос, чтобы убрать руку и отклониться, рассматривая свитер.

– Очень симпатичный. – Он глянул на Паолу. – Прекрасный выбор. – И попросил положить ему еще немного spezzatino.

«Не буду спрашивать у них о наркотиках… Не буду спрашивать…» Повторяя эту мантру, Брунетти доел говядину и взял еще кусочек. Кьяра обратилась к Раффи с просьбой проверить ее домашнюю работу по физике – правильно ли она все решила.

– Не понимаю, зачем я должна это зубрить, – сказала девушка. – После окончания школы мне это не пригодится.

– Это учит тебя мыслить на примере законов, которые управляют Вселенной. Разве не так? – спросил Брунетти.

– Ты тоже изучал физику в школе? – спросила у него Кьяра.

– Конечно.

– А ты проходил… – начала она, но тут же переформулировала вопрос: – Ты хоть что-нибудь помнишь?

Паола, которая в диалоге не участвовала, встала и потянулась за блюдом, чтобы положить в тарелку мужа пару кусочков капусты, давая ему время подумать.

Гвидо решил сказать правду.

– Некоторые законы я помню. Временами я даже получал удовольствие от того, что они заставляют меня по-другому взглянуть на явления, которые раньше были мне непонятны. Иначе посмотреть на мир. Скажем так: мне было приятно узнать, что во всем, что происходит во Вселенной, есть свой порядок, даже в глобальном масштабе. И свои правила.

– Если верить нашему учителю, – произнесла Кьяра, – многое из того, о чем рассказывали вам… дай вспомнить… аннулировано! И нам преподают новые правила и законы природы. Выходит, и моим детям учителя скажут: то, чему учили вашу маму, устарело и не работает?

В разговор вмешался Раффи:

– Есть основные правила, они неизменны. Вселенная – это не случайная система, в которой творится что-то такое, чего мы никогда не поймем.

– Кроме того, законы природы показывают нам, что боги не могут вмешиваться в нашу жизнь и делать, что им заблагорассудится, – добавила Паола, которая не упускала возможности обхаять религию во всех ее проявлениях. Тем паче – такую.

– Но это же целый год моей жизни! – пожаловалась Кьяра так, словно на уроках физики ее связывали и били палками.

– Ты предпочла бы, чтобы тебя учили вязать и штопать носки, как меня? – спросила Паола, сведя выбор к двум пунктам.

Брунетти представил себе жену штопающей носки, и его попытки «держать лицо» с треском провалились. Он хихикнул, торопливо прикрыл рот рукой, но мог бы и не стараться: удивленный взгляд Паолы рассмешил его еще больше, заставив зажмуриться и крепче прижать руку к губам. Из глаз Гвидо потекли слезы, и ему пришлось утирать их столовой салфеткой.

За столом стало тихо. Дети таращились в свои тарелки, Паола – на макушку склонившего голову супруга. Брунетти вытер глаза, снова положил салфетку на колени и посмотрел на жену.

– Идея лишить тебя десерта, Гвидо, представляется мне чрезвычайно соблазнительной, – сообщила она приятным голосом, когда их взгляды встретились. – По правде говоря, меня не учили штопать носки, но это потому, что я отказалась ходить на уроки домоводства. – Предваряя упреки в нечестности, она продолжила: – Я привела штопку как образчик того ненужного, на что меня заставляли тратить время в школе. Надеюсь, вы оцените риторическое богатство этого примера.

Изящным жестом она дала понять, что с пояснениями покончено, и сын с дочкой дружно кивнули. Паола улыбнулась, и в доме снова воцарились мир и радость.

6

Казалось, уезжающие туристы прихватили преступления с собой: следующая неделя прошла в высшей степени спокойно. Брунетти позвонил приятелю в карабинерию, узнать, как обстоит дело с наркотиками в школах, и тот сказал, что этим вопросом занимается специальная группа со штаб-квартирой в Тревизо. Очистив таким образом совесть, Брунетти не стал копать дальше. Еще некоторое время ушло у него на то, чтобы изучить скопившиеся на столе документы, в том числе пять резюме новых сотрудников, которые должны были поступить в квестуру в феврале, по ротации. Еще Гвидо съездил наконец на стрельбище в Местре, исполнив тем самым прошлогодний зарок – практиковаться в стрельбе не реже одного раза в год. Там ему предложили попробовать новые пистолеты: синьорина Элеттра чудом добилась средств на оружие поновее и качественнее того, которым сейчас пользовались комиссары и вышестоящее начальство. Протестировав три новинки и вернувшись к своему нынешнему служебному оружию, комиссар решил, что один из новых пистолетов легче и компактнее – и будет меньше обременять его в тех редких случаях, когда он, Брунетти, не забудет взять его с собой. Дежурный офицер, высокий крепко сложенный мужчина предпенсионного возраста, сказал Гвидо, что выбранная им модель будет доступна только в мае, а может, и в конце лета.