Искушение любовью - [15]

Петрович, как и положено хорошему повару, был полным, веселым и добродушным. Лиля любила приходить к нему на кухню, чтобы попить кофе и просто поболтать. Встречал он ее с радостью, называя птицей-синицей, шутливо намекая на ее изящные формы. Лиле нравилось наблюдать за его быстрыми и ловкими движениями, она не скрывала своего восхищения, а он всегда старался угостить ее чем-нибудь вкусным. Он баловал ее, и им обоим это нравилось.

У него была больная жена, она вот уже несколько лет лежала прикованная к постели из-за того, что у нее отнялись ноги, когда она узнала о гибели единственного сына. Лиля часто забегала к ней, пока Петрович нес свою вахту у плиты.

Жену его звали Натальей Михайловной, но Лиля называла ее тетей Наташей. Она была одного возраста с Лилиной мамой, но являла собой полную ее противоположность: была женщиной «в теле», хохотушкой с ямочками на щеках. И даже их семейное горе, из-за которого она перестала ходить, не помешало ей остаться жизнерадостной.

Они с мужем потеряли своего сына в так называемой «горячей точке» — в Чечне, но были людьми верующими и сумели вынести это испытание, не озлобившись и не сломавшись.

Лиля любила бывать у них дома. Пожалуй, это были ее единственные друзья, не считая, конечно, Жени. Их дом был совсем не похож ни на дом Людмилы Ивановны, матери Лили, где она выросла, ни на особняк Красовского, ее мужа, где она теперь жила.

Это была небольшая однокомнатная квартира с балконом и удобным коридором. Повсюду, где только было можно, висели и лежали салфетки и салфеточки, занавески, скатерки и половички, симпатичные подставки под горячее и озорные рукавички-ухватки. Вся эта красота была сотворена руками Натальи Михайловны, которая научилась всему этому благодаря своему вынужденному положению.

Лиля старалась поддерживать это увлечение Натальи Михайловны, буквально заваливая ее хорошо изданными журналами по рукоделию, и за это Наталья Михайловна вязала и шила для нее всякие приятные маленькие вещички: то атласные шлепанцы необыкновенной красоты, вышитые бисером и гарусом, то подушечку для иголок в виде изумительного сердечка, затканного золотом. Лиля повесила сердечко над изголовьем своей кровати и даже не собиралась втыкать в него иголки: она любовалась им всякий раз, когда ложилась в постель. Все стены в ее спальне были обвешаны вышивками Натальи Михайловны. Это были настоящие картины, в рамочке и под стеклом. Своего мужа вчера вечером Лиля так и не дождалась. Он появился в особняке, как обычно, под утро, прошел к ней в спальню, осторожно поцеловал в щеку и оставил на ее столике букет свежих роз и конверт, в котором были деньги на ее мелкие расходы.

Этот ритуал сложился сам собой почти сразу после их свадьбы. Они встречались либо за завтраком, либо за обедом, когда муж приводил в особняк своих гостей. Заранее об этом он никогда не извещал, а потому Лиля и Петрович всегда должны были быть наготове: Лиля, как радушная хозяйка и украшение дома, встречала гостей в гостиной, а Петрович спустя тридцать или сорок минут подавал изысканный обед из трех блюд, с холодными закусками и десертом.

Петрович никогда не жаловался, хотя Лиля, как никто другой, понимала, чего это каждый раз ему стоило. Но Александр Борисович очень ценил своего повара, считал его кухню гордостью своего дома и старался ни в чем ему не отказывать. Утро уже близилось к полудню, а Лиля никак не могла заставить себя встать с постели. «Наверное, я боюсь встретиться с Александром Борисовичем». Она продолжала называть его по отчеству и не представляла, как может быть иначе.

Лиля решила сказаться больной и нажала на кнопку звонка. Через несколько минут вошла горничная Галя, принеся на специальном столике Лилин любимый томатный сок. Лиля могла есть помидоры килограммами и пить томатный сок литрами. Это было единственное ее пристрастие в еде. Если случалось, что не было ни того ни другого, всю еду Лиля заправляла томатным кетчупом в таком количестве, что Петрович начинал говорить, что она ест не макароны с кетчупом, а кетчуп с макаронами. Они оба смеялись, но Лиля упорно продолжала портить кетчупом всю свою еду, хотя так и не считала. Внезапно она почувствовала, что сегодня сока ей не хочется. Это несколько озадачило ее, но виду она не показала. Горничную Лиля отпустила, сказав, что на завтрак она не придет, так как ей нездоровится. Галя выслушала ее указания молча и, поджав губы, сообщила:

— Хозяин велел вам передать, что он улетел по делам. Ни сегодня, ни завтра его не будет. Возможно, он вам позвонит.

Ее лицо, молодое и в общем-то вполне симпатичное, всегда так гримасничало при разговоре, что зачастую нельзя было понять, кто кем управляет: лицо Галей или Галя лицом. Ей недавно исполнилось тридцать лет, она была замужем и имела сына-подростка.

Александр Борисович запретил пускать в особняк посторонних людей, включая родственников прислуги и жены. Закон был один для всех, но Лиля знала, что Галя тайком проводит сына, при этом стараясь передать ему вещи или продукты. Достаточно было одного слова, чтобы муж уволил воровку, но Лиле было ее жалко, и она молчала. Она не испытывала к Гале неприязни, но и симпатии не испытывала тоже, причем подозревала, что это взаимно. Галя наконец-то ушла, поставив сок на столике, как обычно, Лиле на кровать и плотно закрыв за собой дверь. Прислуга была вышколена, и этим занималась домоправительница. Эту женщину Лиля вообще никак не воспринимала, хотя она единственная из всей прислуги не уходила на ночь домой.