Искушение архангела Гройса - [59]

Шрифт
Интервал

– Какое там изнасилование? – улыбнулась жена. – Он был красивый, высокий парень. Наверное, забрюхатил кого-то, а жениться отказался. Вот они в суд и подали.

Мы ехали привычной дорогой вдоль озера, я рассказывал о проблемах с горючкой в Браславе.

– Уборочная: значит, весь спецтранспорт, включая мусоровозы, вне очереди. Из Латвии народ приезжает, заправляет по десять канистр. Толкучка, неразбериха, ругань. Полдня простояли. Полдня. И все из-за соляры. Знал бы, купил бы бензиновый двигатель… Толкаюсь теперь с фурами да тракторами. Такая вот фигня, маляты…

По мокрому асфальту в свете фар прыгали синие лягушата и откормившиеся за лето разноцветные кузнечики.

Кунсткамера III

ЖЕЛЕЗНАЯ БАБУШКА

Мы собирали землянику около Гирынов, на другой стороне дороги. В поселке на берегу Нарочи за последние годы образовалось белокаменное поселение – новые русские совместно с новыми белорусами отстроили несколько замков из озерных валунов, видимо, возрождая традиции древней шляхты. Красивые крепкие дома, видно, что удобные и со вкусом. Без намека на излишество и роскошь. Неподалеку от Гирынов виднелись очертания заброшенного хутора, каких много в здешних местах, и все они, несмотря на упадок и запустение, еще сохранили названия на географических картах. Этот дом с полуистлевшим склепом и полностью разрушенным забором имени своего уже не помнил, не отапливался, существовал без каких-либо коммуникаций. Если углубиться в лес, можно было увидеть остов масштабного строительства с поддонами красного кирпича и бетонными сваями, но все это не имело к хутору отношения. Сразу за стройкой начиналось дикое поле, становящееся в июне земляничным, как в песне. Стоило присесть на корточки, и вот уже ты, не сходя с места, за несколько минут наполнял корзинку до краев. Можно было считать удачей, что мы нашли это место, встретили «новорусского» хозяина будущего дворца и он нас только приветствовал. Понятие о частной собственности было у него естественным и на дары природы не распространялось.

– Угощайтесь, – сказал он, растягивая твердую «ш», и потрепал по голове моего сына. – Гарный хлопчик.

Мы буквально погрузились в землянику, ползали на четвереньках минут сорок. Устали. Оказалось, что в погоне за ягодами незаметно вышли к заброшенному дому. Вскоре были на его задворках. Ветерок доносил запах сырости и гнили. Гришка пробрался на территорию первым, и я сразу услышал его восторженный возглас.

– Нифига себе! – заорал он. – Смотри, что тут творится.

Я встал на ноги, чтобы отыскать тропу, и пошел по вмятым в полынь Гришкиным следам.

– Что?

Он появился, перешагивая через беспорядочно лежавшие доски забора, с корзиной, в которой поверх ягод громоздились крупные виноградные улитки.

Некоторые спрятались в спиральные домики, но самые храбрые уже выползали из лукошка, выпячивая свои подвижные локаторы-рога.

– Нашел, чем удивить. Улитка скоро заползет на герб этой державы, – сказал я, только после сообразив, что пошутил. – Геральдическая комиссия не может решить, что для нас более характерно: аист или этот моллюск. По-моему, в Швейцарии уже есть такой герб. Чем мы хуже?

– Ты не понял! – Сын замахал рукой: мол, иди, что покажу.

Едва ступив на двор, я понял причину его восторга. Такого количества улиток я еще не видел. Казалось, после ухода хозяев они заселили этот дом. Улитки были повсюду. На дряхлой лавочке, крышке склепа, журавле колодца. Они ползали по влажным подоконникам с облупившейся белой краской, по ступеням скрипучего крыльца. Дом тоже был полон ими. На клеенке скатерти, на табуретках с дырками в сиденьях, на вязаных лоскутных половиках, на божнице с проржавевшими окладами икон… Улитки ползали и по неопрятной старческой кровати, прячась в складках одеяла и почерневших, засаленных простыней. Здесь по-прежнему кто-то жил. Кто-то, кроме улиток. Кто-то, кто мог привлечь их к себе. Король улиток. Владыка с огромными шевелящимися рогами вместо глаз. Мы должны опасаться его нападения. Он не будет рад непрошеным гостям.

Сыну моя теория понравилась, он начал подозрительно осматриваться, но вскоре резонно заметил, что этот король, должно быть, верит в бога и нам бояться нечего.

Мы вышли во двор. Хрупкие панцири неприятно хрустели под ногами.

– Осторожнее, – зашипел Гришка. – Он тебе этого не простит.

Недальнее шоссе привычно шелестело автомобилями, за спиной раздавался визг бензиновой пилы соседа. Странно, что в этой точке леса произошла такая популяционная флуктуация. Обильная пища тому причиной? Удобное гнездо? Магнитные поля? Зачарованные клады?

Возвращаясь к тропинке, я с высоты своего роста заметил маленький темный силуэт в кустах орешника. Мы осторожно подошли к человеку, столь интимно общавшемуся с лещиной. Старушка стояла на коленях и что-то нашептывала. В тряпье явно хуторского происхождения, такая же замшелая и еле живая, как тамошний полуразрушенный дом. В засаленном платке, когда-то белом, а теперь столь же грязном, как и ее постель, она прижималась к ветвям орешника и продолжала бормотать, не чувствуя приближения чужаков. Это было не «беларуской мовой», даже не славянской…


Еще от автора Вадим Геннадьевич Месяц
Мифы о Хельвиге

Раньше мы воскуряли благовония в священных рощах, мирно пасли бизонов, прыгали через костры и коллективно купались голыми в зеркальных водоемах, а потом пришли цивилизаторы, крестоносцы… белые… Знакомая песенка, да? Я далек от идеализации язычества и гневного демонизма, плохо отношусь к жертвоприношениям, сниманию скальпов и отрубанию голов, но столь напористое продвижение рациональной цивилизации, которая может похвастаться чем угодно, но не глубиной мышления и бескорыстностью веры, постоянно ставит вопрос: «С кем вы, художники слова?».


Стриптиз на 115-й дороге

Смешные, грустные, лиричные рассказы Вадима Месяца, продолжающие традиции Сергея Довлатова, – о бесконечном празднике жизни, который начался в семидесятые в Сибири, продолжился в перестроечной Москве и перешел в приключения на Диком Западе, о счастье, которое всегда с тобой, об одиночестве, которое можно скрыть, улыбнувшись.


Лечение электричеством

Автор «Ветра с конфетной фабрики» и «Часа приземления птиц» представляет свой новый роман, посвященный нынешним русским на Американском континенте. Любовная история бывшей фотомодели и стареющего модного фотографа вовлекает в себя судьбы «бандитского» поколения эмиграции, растворяется в нем на просторах Дикого Запада и почти библейских воспоминаниях о Сибири начала века. Зыбкие сны о России и подростковая любовь к Америке стали для этих людей привычкой: собственные капризы им интересней. Влюбленные не воспринимают жизнь всерьез лишь потому, что жизнь все еще воспринимает всерьез их самих.


Дядя Джо. Роман с Бродским

«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» — за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот — появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на авантюрность и даже фантастичность сюжета, роман — автобиографичен.


Рекомендуем почитать
Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Лучшая неделя Мэй

События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.


Юность разбойника

«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.