— Небось от этих его работничков? Абсурд! Поменьше верьте сплетням этих безмозглых куриц.
— Скажите, — попытался увести разговор в сторону Завадский, — а могу вашего мужа быть конфликт с Фрайманом из-за разногласий по работе?
— И почему, говоря о муже, вы сказали: «отбросил копыта»? — зачем-то встрял Чайкин.
— Потому что козел! И вообще, по какому праву вы мне тут учиняете допрос, да еще в отсутствие моего адвоката? Я подам на вас жалобу в прокуратуру. — Чехова резко поднялась с кресла, лицо ее побагровело, глаза сузились и вспыхнули, казалось, еще мгновение — и из них вырвутся молнии. — Убирайтесь!
Завадский попытался так же резко встать, но кресло было слишком глубокое и мягкое, к тому же он поскользнулся на гладком паркете и неуклюже плюхнулся обратно. Снова попытался встать и снова едва не упал, но успел схватиться за рукав уже повернувшего к выходу Чайкина.
— Сумасшедшая какая-то, — резюмировал Чайкин, едва за ними захлопнулась дверь.
— Ты какого хрена полез со своими дурацкими вопросами? — прошипел Завадский.
— Так я же хотел как лучше…
— «Как лучше»… Неужели не видел, как она напряглась, когда о жене Фраймана заговорили? Ее эта тема раздражает, надо было сразу закрыть ее.
— Я как-то не подумал.
— Очень плохо, что не подумал, — буркнул Завадский, нажимая на кнопку вызова лифта. — По твоей милости нас выставили, как… как не знаю кого. И чего мы в результате добились?
— Сумасшедшая какая-то, — повторил Чайкин.
— Ладно, надо будет потщательнее проработать эту сумасшедшую. Что-то не нравится мне она.
— И про мужа покойного как-то странно говорит.
Дзынь-дзынь! Двери лифта распахнулись, и они вошли внутрь. Дзынь-дзынь! Лифт резко пошел вниз, даже уши слегка заложило.
— Ну, это еще ничего не доказывает, — сказал Завадский. — Мало ли какие у нее были отношения с мужем-кобелем.
Мелодичный звонок сообщил, что они доехали до первого этажа, двери открылись.
— Козлом, — сказал Чайкин, выходя из лифта.
— Что?
— Она сказала, что он — козел.
— Блин, Чайкин! Ну какая разница! — раздраженно воскликнул Завадский, открывая скрипучую дверь «Лады». — Кобель, козел… Суть одна. Но в его отношения с женой Фраймана она не верит, говорит, что это нонсенс.
— Вы хотели сказать «абсурд»?
Чайкин сел в машину и слишком усердно хлопнул дверью, чем заставил Завадского скривиться, словно у него внезапно заболел зуб.
— Ну, абсурд… — Завадский запустил двигатель и направил автомобиль к выезду с территории жилого комплекса. — Ты что сегодня к словам придираешься, а? В тебе словно проснулась твоя неугомонная тетя.
— Двоюродная ба…
— Чайкин, заткнись!
Дальше они ехали молча, и, только когда уже подъезжали к отделу, Чайкин спросил:
— Но ведь если Чехова не верит, будто у Мардасова был роман с женой Фраймана, это не значит, что этого не было? К тому же он мог изменить ей с кем-то другим.
— Молодец! — с издевательской интонацией воскликнул Завадский. — Догадался.
Возле отдела он притормозил, не заезжая во двор, и приказал:
— Вылезай!
— А вы? — удивился Чайкин.
— Съезжу к Мардасову в офис.
— А мне что делать?
— Отчет пиши.
— Но, Сан Саныч…
— Вылезай, говорю.
Чайкин нехотя открыл дверь.
— А можно я все-таки с вами? — с надеждой спросил он.
— Нет, — отрезал Завадский. — Приеду — проверю отчет. И заодно загляни в архив: нет ли там чего на покойного Мардасова.
И Завадский снова рванул с места так, что колеса несколько раз прокрутились на месте, обдав Чайкина облаком серой пыли.
— «Отчет, отчет», — ворчал Чайкин, заходя в отдел и даже не отвечая на приветствие коллег.
Писать отчет — наискучнейшее дело, и все же Чайкину постоянно приходилось этим заниматься, ибо Завадский, сам в свое время исписавший тонны бумаги, считал это прерогативой молодых сотрудников. Старшим, таким как он сам, не пристало отвлекаться на подобные пустяки, пока по улицам города разгуливают бесчисленные преступные элементы, угрожающие порядку и спокойствию граждан. И все же бывали случаи, когда доблестному капитану Завадскому приходилось садиться за компьютер и настукивать ненавистные отчеты, если время поджимало и руководство уже метало молнии, а беспечный Чайкин никак не успевал управиться в одиночку.
Смекнув, что такое неприятное занятие, как написание проклятого отчета, может повременить, в особенности если в результате визита Завадского в офис жертвы вскроется еще что-нибудь, Чайкин решил не торопиться и первым делом связался с архивом, заранее зная, что затея эта пустая, но позволит, по крайней мере, немного потянуть время. К изумлению Чайкина, в архиве ему сообщили, что информация по интересующему его субъекту имеется. Обрадовавшись законной возможности отлынить от написания отчета, Чайкин помчался в архив.
Однако, к его разочарованию, ничего существенного ему там обнаружить не удалось. В архиве имелось дело об убийстве некоей Веры Столяровой, работавшей в службе эскорт-услуг, по которому Мардасов год назад проходил свидетелем.
Будучи не до конца уверенным, что такое «эскорт-услуги», Чайкин решил спросить у молодой и довольно симпатичной женщины-капитана, работавшей в архиве:
— Это проститутка, что ли?
Женщина-капитан посмотрела на него с укором:
