Искатель, 2019 № 02 - [49]

Юрий Иванович с восходом солнца отправил шофера в уездный город телеграфировать в столичный архив Военного министерства. Евгений приписал, чтобы доставили лично в руки некоему Первушину.

Громов и Тыну после обеда направились с обыском в дом Лану Шааса, хотя следовало сделать это раньше, подозреваемый мог что-то спрятать или уничтожить. К ним присоединился эксперт, оставивший исследование одежды местного ловеласа до обеда. Показалось, что обыск более перспективен.

Анита восприняла приезд следственной бригады без каких-либо чувств — видимо, орошала подушку горькими слезами до утра. Безучастно села посреди комнаты на табурет, положила руки на колени и так бездвижно просидела все время, пока агенты уголовного розыска проводили обыск. На уточняющие вопросы незваных гостей отвечала односложно, либо «да», либо «нет». Соседи, призванные в качестве понятых, переглядывались, что-то тихо шептали друг другу и осуждающе смотрели на молодую женщину, словно это она была повинна в убийстве Соостеров.

Ничего заслуживающего внимания и проливающего свет на дело убийства не нашлось, зато выяснили, что в течение последних лет некий Тоомас Руммо высказывал недовольство старым Айно, что последний посланец сатаны, нарушитель всех мыслимых и немыслимых божьих заветов, к тому же безбожник, который приходит в церковь, чтобы посмеяться над истинно верующими.

— Не место этому проклятому Соостеру, — Руммо перекрестился, — на земле. Вот Господь и покарал его за грехи, не вынес того, что он своими речами оскорбляет воздух.

Тоомас, полноватый мужчина, страдающий одышкой, говорил медленно, да и движения его были расслабленными, словно сделает несколько шагов и рухнет от бессилия. При обращении к Всевышнему закатывал глаза и постоянно твердил о каре Господней и геенне огненной.

— Значит, ваше отношение к Соостерам было, мягко говоря, недобрососедского свойства.

— Что значит «недобрососедского»? — Ноздри крестьянина раздулись, сам он побагровел, сощурил глаза и, фыркнув, произнес: — Сатанинское он был создание, а Господь знает цену своим детям и потому покарал все их семя, чтобы не распространяли по земле ересь и богомерзкое поведение.

— Позвольте полюбопытствовать, какое это поведение? — спросил Громов.

— Иметь детей от собственной дочери, не это ли смертный грех? — У старика задергалась голова.

— И вы все так думаете?

— Все, — выпалил крестьянин, — кто верует в единого Господа нашего.

— Благодарю, — Сергей Павлович повернулся и пошел прочь.

Его догнал Тыну и молча пошел рядом, видимо, хотел что-то спросить, но не решался.

— Не совсем старик в разуме, — наконец собрался с силами и выпалил переводчик.

— Отчего же? — Громов не удивился вопросу. — Каждый из нас имеет собственный взгляд на вполне обыденные вещи…

— Но ведь здесь не обыденная вещь, — перебил Тыну, — здесь что-то иное, не поддающееся разумному объяснению.

— Повторюсь, отчего же? Старик всю жизнь старался жить по канону веры, наверное, семью в том же ключе воспитывал, а здесь рядом живет человек, который нарушил все, что можно. Вот и прет злость из нашего собеседника. Он не понимает, почему Господь не наказывал отступника столько времени, а сейчас думает, что Всевышний через чьи-то руки достал представителя сатаны.

— Вы думаете, что… — Тыну не договорил.

— Да что ты, такие люди способны только на мелкие пакости, они совершают поступки с оглядкой на Бога. А вдруг Ему там, на небесах, не понравится?

— Тогда они, — указал рукой за спину, — ни при чем?

— Возможно, но я более склоняюсь, что кишка у них тонка на убийство.

— Какая кишка? — удивился эстонец.

— У нас такое есть выражение, сродни «не по зубам», «не по плечу», в общем, такие люди не в состоянии пролить кровь.

— Но вы же видели его сына? Повыше нас с вами, плечи покатые, грудь колесом, — высказывал познания в русском языке Тыну. — А глаза? Такие безжизненные, вы же видели?

— Это, Тыну, напускное, — положил руку на плечо младшего товарища Громов. — Сковырни с него патину, так под ней трусость и боязнь наказания. Встречал я таких, и не единожды. На словах они на многое горазды, а как до дела доходит, так в кусты. Мол, моя хата с краю, ничего не знаю. Поверь, эта линия расследования нас никуда не приведет, только драгоценное время упустим. Хотя, — Сергей Павлович махнул рукой, как дирижер перед оркестром, — можешь заняться этой стороной.

— Я… да я… — Тыну зарделся, как молодая девушка при непристойном комплименте, — я же еще только, как говорится у вас, юнкер…

— Курсант.

— Что?

— Сейчас говорят не юнкер, а курсант.

— Хорошо, я только курсант, не завершивший обучения и не имеющий никакого практического опыта, только одна теория, да и та… — Тыну хмыкнул и умолк.

— Что теория познается практикой, здесь с тобой я соглашусь, а вот насчет опыта мы имеем разные взгляды. Ты что думаешь, мы с Кирпичниковым стали с первого дела профессионалами? Сперва мы шишек набили, взысканий кучу получили. Помнишь, как Суворов говорил?

— Не помню.

— Тяжело, мой друг, в ученье, легко в бою.

— Почему в бою?

— Ладно, Тыну, ты знаешь русский язык хорошо, но вот теперь учи обороты, пословицы, выражения. Поверь, пригодится.