Искатель, 2019 № 02 - [48]

— Пятнадцатого? Любопытно. — Аркадий Аркадьевич постучал пальцами по столу и повторил: — Любопытно. Немцы оккупировали эти земли в конце семнадцатого.

— При чем здесь немцы? — удивленно спросил Кеёрна.

— Они-то ни при чем. А когда зятя Айно Соостера призвали в армию?

— Если не ошибаюсь, в пятнадцатом, — Кеёрна начал смекать, к чему ведет Кирпичников. — Вы полагаете…

— Нет, Юрий Иванович, не полагаю, а просто собираю факты в одну корзину, чтобы потом ею распорядиться согласно сведениям, узнанным нами. Продолжайте, Георгий Иванович.

— Остальные тайники более поздние. Хотя в них лежали червонцы царской чеканки, немецкие довоенные золотые марки, золотые украшения, банкноты, но к этим местам никто не прикасался.

— Следовательно, ограбление исключается?

— С одной стороны — да, но с другой… — Сальков покачал головой.

— Договаривайте, Георгий Иванович.

— В спальне хозяев на столе хранился кошель с деньгами и шкатулка с золотыми кольцами, серьгами, возле кроватки мальчика лежали банкноты, у горничной в комнате были ценные вещи, так что мне кажется, дело не в краже, а в чем-то другом.

— Так, — Кирпичников повернул голову к доктору, потом к эксперту. — Лану Шаас в ночь убийства был одет в ту же одежду, что и сейчас?

— Понял, — произнес Сальков, — проверю каждый шов.

— Вы все-таки подозреваете Шааса? — спросил Юрий Иванович и облизнул пересохшие губы.

— Я скажу так, — теперь Аркадий Аркадьевич смотрел на эстонского коллегу, — я держу его в подозрении, но что-то подсказывает мне, слабоват он сердцем, не хватило бы ему духа лишить жизни такое количество народу, тем более детей, в том числе, возможно, и своего.

— Но все указывает на него: уехал рано, в девять часов, прибыл к любовнице в двенадцать. Где обитал два часа? Неизвестно. Ему хватило бы времени для совершения преступления…

— Вы забываете, Юрий Иванович, — подлил масла в огонь Кирпичников, иронически улыбнувшись, — это сам Шаас говорит, что прибыл в двенадцать, а на самом деле неизвестно — может быть, гораздо позже.

— Вот именно, — не понял иронии начальника уголовного розыска Кеёрна.

— Что-то мы с вами, господа, остановились на одном Шаасе и других подозреваемых не видим, словно вознамерились сделать бедного ловеласа козлом отпущения. Какие есть идеи?

— Уважаемый Юрий Иванович говорил о том, что в деревнях в округе есть люди пуританских, так сказать, взглядов, и им как кость в горле Айно Соостер, нарушивший все заповеди, вступив в преступную связь с дочерью, — подал голос Иванцов, самый молодой из петроградских уголовных агентов.

— Есть такое мнение, — кивнул Юрий Иванович. — Но, господа, за окном двадцатый век и пережитки ушли с мировой войной…

— Не скажите, — набрался смелости Евгений и перебил эстонца, — мысли в головах никто не отменял, и простым рубильником эти мысли отключить нельзя: как их впитал в детстве, так они и сопровождают всю жизнь.

— Здесь Женя прав, война сделала людей жестче, более равнодушными к чужой беде, но вот здесь, — Кирпичников постучал себя по голове, — основы остались прежними. Вы же, Юрий Иванович, рассматривали такой вариант?

— Да, но отмели сразу по причине, сказанной мной выше.

— Следовательно, нам отметать не стоит. Сергей Павлович, ты, вижу, сработался с господином… — Кирпичников вопросительно посмотрел на переводчика.

— Можно просто, Тыну.

— Сработался с «просто Тыну», — улыбнулся своей шутке Аркадий Аркадьевич. — вот и придется тебе вновь отправиться в Кохалу, поговорить с представителем местной власти и выяснить, кто более религиозен в этих краях, кто больше всех люто ненавидел за поведение старого Соостера. Юрий Иванович, мы с вами проедемся в И маслу, постараемся выяснить там, заодно попробуем разговорить женщину на предмет, в котором все-таки часу прибыл к ней Лану. За вами, Георгий Иванович и Дмитрий Львович, одежда Шааса и возможные на ней следы крови или ее отсутствие. Женя, так как ты остался без переводчика, то поедешь с Сергеем Павловичем. Пока расклад такой. Может быть, есть другие предположения по убийству?

— Почему мы не говорим о Каарле Грубере? — спросил Иванцов.

— Потому что после войны прошло четыре года, и если Грубер находился, допустим, в плену или тюрьме, то наверняка прислал бы весточку домой. Но никто о нем, как я понимаю, не вспомнил, а значит, я делаю вывод, что Каарла Грубера нет в живых, — растолковывал младшему по возрасту агенту начальник.

— Я понимаю, — настаивал Евгений. — Позволите мне послать в Военное министерство запрос?

Кирпичников пожал плечами.

— Пока там соизволят нам ответить, мы с божьей помощью раскроем убийства.

— Но все-таки?

— Посылай, — отмахнулся Аркадий Аркадьевич от Иванцова. — За работу, господа, с утра за работу..

Евгений подошел к Юрию Ивановичу.

— Когда вы сможете отослать запрос в Министерство?

— Когда вы его составите?

— Сейчас же сяду за составление.

— Значит, отправлю завтра вечером, когда мы с Аркадием Аркадьевичем вернемся из Имаслу.

— Нельзя ли утром?

— Утром?

— Да, хотелось бы отмести данное предположение.

— Постараюсь.

Утро встретило проснувшихся агентов уголовного розыска солнцем и безоблачным, сияющим голубизной небом. Ветер едва заметно пробегал по земле, готовящейся избавиться от остатков снежного покрова на полях. В лесах продолжали медленно таять нанесенные за зиму сугробы.